"Нил Стивенсон. Смешенье ("Барочный цикл" #2)" - читать интересную книгу автора

раз выражал недовольство, я не стану развивать эту тему и вернусь к своему
рассказу. Я спросил миссионера, как европейская религия, основанная на
любви, оправдывает такую жестокость. Испанец ответил, что в церкви по этому
поводу существуют большие разногласия, но, в конечном счете, для
работорговли есть только одно оправдание: негров, которых белые работорговцы
покупают у черных, немедленно крестят, и польза, приносимая этим бессмертной
душе, искупает страдания, что предстоит до конца дней терпеть смертному
телу. "Ты хочешь сказать, - вскричал я, - что против законов Божьих обращать
в рабство негра, если он уже христианин?" "Да, верно", - отвечал миссионер.
И тут я преисполнился тем, что вы называете рвением. Мне очень нравится это
слово. В своем рвении я вскочил на первую же шлюпку, шедшую вверх по реке.
Тот был баркас Королевской африканской компании, который вез куски ситца в
обмен на невольников. Добравшись до родного города, я отправился прямиком в
храм и, как бы вы сказали, "пролез по блату" к высшему из верховных жрецов
аро. Я знал его с детства - он доводился мне кем-то вроде дяди, и мы не раз
ели из одной миски. Он восседал на золотом троне, в львиной шкуре,
обвешанный бусами из раковин каури. Я в волнении произнес: "Знаешь ли ты,
что есть способ наконец, покончить со злом? Закон христианской церкви
гласит, что крещеного нельзя обратить в рабство!" "К чему ты клонишь? -
спросил предсказатель. - Точнее, в чем твой вопрос?" "Очень просто, -
отвечал я. - Почему бы нам не крестить весь город (католики - настоящие
специалисты по массовым крещениям) и всех паломников, которые входят в
городские ворота?" - И что ответил оракул?
- После мгновенного колебания он обернулся к стоящим рядом стражам и
легонько повел мухобойкой. Стражи выскочили вперед и принялись связывать мне
руки за спиной. "Что это значит? Что со мной делают, дядя?" - вскричал я. Он
ответил: "Это уже два... нет, три глупых вопроса, и я обратил бы тебя в
рабство трижды, будь такое возможно". "Боже мой, - сказал я, начиная
осознавать весь ужас происходящего, - разве ты не видишь чудовищности того,
что творишь? В Бонни и других невольничьих портах наши братья умирают от
болезней и отчаяния еще до того, как их погрузят на каторжные невольничьи
корабли. Сотни лет спустя дети их детей будут жить на чужбине изгоями,
ожесточенные мыслями об участи предков! Как можешь ты - достойный с виду
человек, выказывающий любовь к своим женам и детям, - соучаствовать в таком
неописуемом преступлении?" "А вот это дельный вопрос!" - ответил оракул и
новым движением мухобойки отправил меня в невольничью яму. В Бонни я
вернулся на том же английском баркасе, что доставил меня вверх по реке, а
мой дядя украсил свой дом еще одним куском ситца.
Даппа расхохотался, сверкая красивыми белыми зубами в быстро
сгущающихся сумерках алжирского проулка.
Джек выдавил вежливый смешок. Хотя остальные невольники, вероятно, еще
не слышали историю Даппы на английском, они узнали ритм и улыбнулись в
положенном месте. Дерганый испанец рассмеялся от души и сказал: "Надо быть
безмозглым негритосом, чтобы находить это смешным!", но Даппа оставил его
слова без внимания.
- Рассказ неплох, - заметил Джек, - однако не объясняет, как ты попал
сюда.
Вместо ответа Даппа оттянул ворот драной рубахи и показал правую грудь.
В сумерках Джек еле-еле различил рисунок шрамов.
- Я не знаю букв, - сказал Джек.