"Нил Стивенсон. Криптономикон" - читать интересную книгу автора

солидными авторучками, фотографов с их огромными хромированными красавцами,
ряды спящих, укрытых с головой простынями, потного человека с
набриолиненными волосами, который мелом писал на черной доске немецкие
фамилии. Наконец он объехал здание и почуял горячий запах масла,
почувствовал жар на лице и увидел иссушенную, скорченную траву.
Ему предстал земной шар - не в живой коже континентов и океанов, а
только голый скелет: взорванные меридианы стягивались к ядру оранжевого
пламени. На фоне огня они казались тонкими и четкими, как чертеж, однако
когда Лоуренс подъехал ближе, начала прорисовываться умная система
шпангоутов и стрингеров, полая, как птичья кость. По мере удаления от
полюсов они рано или поздно начинали отклоняться от курса, или гнулись, или
просто ломались и висели в огне, дрожа, как сухие стебли. Идеальную
геометрию нарушали также паутина тросов, сплетение электрических проводов.
Лоуренс едва не наехал на разбитую бутылку и решил дальше идти пешком, чтобы
поберечь шины. Он положил велосипед передним колесом на алюминиевую вазу,
словно выточенную на токарном станке, - из нее свешивалось несколько
обугленных роз. Трое матросов сцепили руки наподобие трона и несли
человекоподобный кусок угля в чистейшем асбестовом одеянии. Их ботинки
задевали разветвленную сеть канатов, тросов и проволоки, вызывая движение
травы и песка в десятках ярдов впереди, справа, сбоку. Лоуренс начал очень
осторожно переставлять ноги - сначала одну, потом другую, - стараясь
проникнуться величием того, что видит. Из песка торчало нечто вроде ракеты,
увенчанное зонтиком гнутых пропеллеров. Дюралевые стойки и трапы разлетелись
на мили. На земле валялся раскрытый чемодан, и в нем, как в витрине
провинциальной лавки, пара дамских туфель; рядом меню, обугленное в овал,
дальше - покореженные стенные панели, как будто с неба рухнула целая
комната. На одной стене была огромная карта мира, где от Берлина разбегались
круги к далеким и близким городам, на другой, фотографической, знаменитый
толстый немец улыбался среди цветов на фоне новехонького цеппелина.
Через некоторое время Лоуренс перестал видеть что-нибудь новое, сел на
велосипед и поехал к Сосновой пустоши, но заблудился в темноте и добрался до
сторожевой башни уже после рассвета. Впрочем, он ничуть не горевал, что
сбился с дороги, потому что думал про машину Тьюринга. В конце концов он
все-таки добрался до озера, где стояла палатка. Спокойная гладь алела в
лучах рассвета, как лужа крови. Алан Матисон Тьюринг и Рудольф фон
Хакльгебер спали на берегу, сложившись, как ложки, еще немного грязные после
ночного купания. Пока Лоуренс разводил костерок и готовил чай, они
проснулись.
- Решил задачку? - спросил Алан.
- Ты можешь превратить свою Универсальную Машину Тьюринга в любую
машину, меняя регистровки.
- Что меняя?
- Прости, Алан. Я думаю о твоей УМТ как о своего рода органе.
- А.
- После этого машина может выполнять любые вычисления, какие тебе
угодно, лишь бы лента была достаточно длинной. Но, черт возьми, Алан,
сделать такую длинную ленту, на которой можно было бы писать и стирать, -
жуткая морока. Машина Атанасова работала только до определенного размера, и
тебе придется...
- Речь о другом, - мягко сказал Алан.