"Оливия Стилл. Жара в Архангельске-3 " - читать интересную книгу автора

или бежевое, а именно - белое, ослепительно белое. И фата чтоб. И шлейф
длинный, этакого фасона, корсет чтоб открытый, а юбка - пышная, на манер
бальных платьев, что в девятнадцатом веке были. И чтоб много-много друзей
присутствовали на церемонии, и цветы, цветы... С Гладиатором все шутили -
хочу, говорит, у тебя на свадьбе букет поймать, чтобы первым жениться. Вот
тебе и поймал букет..."
"И Максу Капалину говорю - приезжай, в Архе, говорю, непременно
встретимся, мы с Салтыковым будем очень рады видеть тебя у нас в гостях....
Скажите пожалуйста, какая семейная идиллия - "у нас в гостях"! Дура я,
Господи, какая же я дура набитая! Ничему меня жизнь не учит..."
И Олива вспомнила, как они с Салтыковым на Новый год гостей у себя
принимали. Как она гоголем ходила между гостями - дескать, здравствуйте,
дорогие гости, угощайтесь, кому еще салатику подложить? Попробуйте вот
"Оливье" с кальмарами, сама готовила... Чайку кому налить? Может, кофейку? В
картишки, может, партию сыграем, в шахматишки? Муж, дескать, за пивом пошел,
щас придет. Не венчаны, не кручены, а уж мужем его называла... Или просто -
"мой". Мой-то, дескать, подряд на строительство взял. И еще гордостью
надувалась как мыльный пузырь - мой, не чей-нибудь. А ребята кушали салатики
и чипсы и ухмылялись втихомолку. Как будто знали истинное положение дел и
смеялись над ее простофильным бахвальством.
Горько было Оливе вспоминать все эти подробности, но еще горше были
другие воспоминания, закулисные - отвратительные и грязные воспоминания о
сексе с Салтыковым, с единственным мужчиной за всю ее жизнь. Олива
вспомнила, как безжалостно он выебывал ее во все дыры этой зимой, она
кричала от боли, а он, намучив ее, распластывал ее голой на постели, дрочил
над ней, не обращая внимания на ее мольбы и слезы, поливал ее грудь спермой,
а Олива, сжав зубы, тряслась в истерике, корчась от омерзения и рыдая от
боли и унижения. Каждой ночи ждала она со страхом и трепетом перед новой
болью, новыми унижениями, и лишь потому что любила Салтыкова больше жизни,
позволяла ему вытворять с собой все эти мерзости. Она любила целовать его
глаза, смотреть без отрыва на его профиль, она сходила с ума от его запаха,
но не могла побороть в себе отвращение к половым органам; ее буквально
выворачивало наизнанку, когда она видела над собой его хуй, а когда он брал
ее руку и клал себе на член, Олива с болезненным отвращением отдергивала
руку, как будто она прикасалась к медузе. "Боже, неужели это отвратительное,
мерзкое, грязное занятие и есть интимная жизнь?! - с ужасом думала она, -
Неужели мне придется постоянно терпеть эту боль, это унижение, это
отвращение?.. Боже, дай мне сил вытерпеть все это, ведь я люблю его и хочу,
чтобы ему было хорошо..." И она всякий раз отдавалась ему, плача от
омерзения и боли. На подсознательном уровне она чувствовала, что Салтыков не
любит ее, что с его стороны это лишь физиологическая потребность, и с
большим удовольствием он удовлетворил бы эту потребность в другом месте, но,
боясь потерять его и вновь остаться одной, Олива была согласна на все. И вот
он, наиздевавшись над ней вволю и получив от нее все, что хотел, просто
выбросил ее, как использованную туалетную бумагу. Случилось то, чего она
боялась больше всего - ее обманули, предали, унизили. И кто же? Самый
любимый, самый близкий человек в мире, единственный, кому она доверилась,
взял и всадил ей нож в спину...
Олива встала и, глотая слезы, села за компьютер. Уж больше не хотелось
ей писать в ЖЖ, который она вела аж с 2005 года - ведь теперь больше писать