"Оливия Стилл. Жара в Архангельске-3 " - читать интересную книгу автора

было и нет, но почему-то сознательно обманывала себя. "Этого не может быть,
это наверно я сама себя накручиваю... - думала она, лежа ночами в своей
постели, - Но в любом случае, я смогу быть уверенной только тогда, когда
приеду". Однако уверенности в чем бы то ни было, в том числе и в завтрашнем
дне, у Оливы с каждым днем становилось все меньше и меньше...
И вот теперь, когда все рухнуло, когда рассыпался в один миг непрочный
карточный домик ее призрачного, ускользающего счастья, в один из самых
тяжелых моментов, которые вообще бывают когда-либо в жизни человека, Олива
наконец осознала, что надеяться ей больше не на что. Нежелание жить боролось
в ней с озлоблением на весь мир и с чертовской жалостью к себе - и жалость
эта к себе, пока на смену ей не пришла кипящая ненависть, завладела Оливой
полностью. Она снова стала ходить на работу - рассчитывать ей теперь
приходилось только на саму себя, но причина была не в этом - ей-то было до
фени, на что ей теперь жить, если даже сама жизнь утратила для нее всякий
смысл. Но мир, как говорится, не без добрых людей, и даже в таком жестоком
городе как Москва нашелся такой человек - ее бывший начальник, который
пожалел бледную, убитую горем Оливу и снова взял ее к себе на работу. Но
Олива больше не была заинтересована в какой бы то ни было работе: работала
она спустя рукава, на работу одевалась кой-как, не причесывалась, ходила
лохматая и все время плакала. Начальник покрикивал на нее, заставлял
шевелиться - она встряхивалась, словно очнувшись от оцепенения, и шла
выполнять его поручения, но делала это чисто механически, хотя работа
помогала ей ненадолго отвлечься от своего горя. Но когда заканчивался
рабочий день, а особенно, когда подходили выходные - сердце ее сжималось
мучительно, она по привычке доставала свой мобильный, смутно надеясь - вдруг
все-таки напишет, а вдруг?.. Но тщетно: телефон по-прежнему молчал в
тряпочку, и Олива еще раз с болью осознавала, что это конец. Всякий раз, по
дороге в метро, она плакала навзрыд, не стесняясь толпы людей - впрочем, и
толпе было срать на нее. Люди все как один отводили взгляд, утыкались в
книги, в газеты - и никто, никто н и р а з у не посочувствовал, не спросил,
что случилось, почему она плачет. Задавленные мегаполисом, издерганные,
усталые, загруженные своими проблемами, люди не интересовались чужой бедой -
они все думали только о том, как бы побыстрее добраться до дому, поужинать и
завалиться спать.
А для Оливы ночи в одинокой постели были самым кошмарным временем
суток. Кошмаром были и выходные дни, когда не было работы, а она оставалась
наедине со своими мыслями. И все в памяти до мельчайших подробностей
всплывало с той поразительной ясностью и болью, какая бывает, когда трогаешь
еще свежую глубокую рану.
"Три недели назад... Боже мой, неужели это было еще со мной??? - думала
Олива, обливаясь слезами, - Неужели то была я - почти счастливая, уже
выбирала одежду, которую я повезу с собой, уже мыслями была там, всем
друзьям-подругам щебетала - давайте, родные, встретимся, а то ведь я скоро
уеду - и с концами.... Дааа.... Вот тебе и уехала..."
"А как с Дэном в аське мило болтали... Завтра, говорю, на вокзал поеду
за билетами, через неделю уж буду у вас. Он обрадовался: приезжай, на каток
сходим, на коньках покатаемся... Да уж... Вот и покатались с Дэном на
коньках, вот и сходили на каток..."
"А как я болтала с Волковой по телефону о предстоящей свадьбе!
Непременно, говорю, белое платье у меня будет, не какое-нибудь там кремовое