"Даниэла Стил. Жажда странствий " - читать интересную книгу автора

боялась, и не потому, что Джеймс за нее тревожился, просто она в последнее
время ужасно разленилась - зачем самой трудиться, пусть ее поезд везет.
Когда она выходила из вагона;" Ницце, на ней была длинная узкая голубая
юбка, купленные в Париже сандалии на веревочной подошве и соломенная шляпа с
большими полями и букетом цветов. Ее встречали Джеймс и Вайолет, одетые в
таком же духе: на Вайолет белый сарафан, широкополая соломенная шляпа с
красной розой и красные босоножки. Джеймс в сандалиях, как на Одри. Оба уже
успели загореть. Дети с няней ждали их в машине с откидывающимся верхом.
Одри сразу же посадила Александру к себе на колени, Джеймс и Вайолет запели
какую-то мелодичную французскую песню, и машина помчалась вперед на
предельной скорости. Было лето, было счастье и волнующее ожидание чего-то
прекрасного, необыкновенного. В этой жизни не было ни страха, ни тревог.
Одри пришла в восхищение при виде виллы Готорнов. Общество, которое
собралось у них в тот вечер, очаровало ее - там были художники и музыканты,
английские и французские аристократы, итальянки из Рима, несколько
американцев, ошеломляюще красивая девушка, которая захотела непременно голой
искупаться в бассейне. Если бы Хемингуэй проводил это лето на Ривьере, как
намеревался, он точно приехал бы сюда, но, увы, он неожиданно передумал и
уехал на Кубу ловить рыбу. Одри словно попала в сказку, именно о такой жизни
она всегда и мечтала. Неужели всего месяц назад она безвылазно сидела дома и
волновалась, не переварены ли яйца для деда?
Сейчас она поняла, почему всегда с таким жадным интересом следила за
событиями в мире: это помогало ей вырваться из тесного, душного мирка
мелочных забот, давало иллюзию причастности к другой жизни, полной ярких,
захватывающих впечатлений. А сейчас она сама окунулась в эту жизнь, с утра
до рассвета ее окружают удивительные люди, знаменитости, с каждым днем круг
их становится все шире. Для Готорнов такая жизнь привычна, иной они просто
не знают. Кто-то из окружения написал книгу, которую сейчас все читают,
другой - пьесу, о которой только и говорят, рядом с ними известный всему
миру художник, прославленный скульптор, модный музыкант, титулованная знать.
Все выделяются из разряда людей обыкновенных, именно они творят образ и дух
времени, и порой, глядя на них, Одри чувствовала, как и на нее летит золотая
пыль от их волшебного резца.
Каждое утро она просыпалась с ощущением, что очутилась в сказке. Теперь
она еще лучше понимала отца - ему было непереносимо серое, будничное
существование, он рвался наполнить каждый миг волнующим биением жизни и
потому погиб.
Она вспоминала его альбомы, но то, что происходит с ней, даже
интереснее. И, как отец, она не разлучалась с фотоаппаратом.
- О чем ты задумалась, Одри? - спросила ее Вайолет, сидевшая рядом на
узкой полоске песка у воды. - Смотришь куда-то вдаль и улыбаешься...
- Я думала о том, как я счастлива. И как не похожа моя нынешняя жизнь
на прежнюю. - Одри понимала, как тяжело ей будет возвращаться домой осенью,
и гнала печальные мысли прочь.
Жить бы здесь всегда, в этой упоительной сказке, но все кончается, и
сказки тоже, все в конце концов разъедутся отсюда...
- Стало быть, тебе здесь нравится?
- Еще бы! - Одри легла на спину, черный, купленный в Париже купальный
костюм обтягивал ее фигуру, как перчатка; на Вайолет был белый купальный
костюм. Подруги - одна черноволосая, другая медно-рыжая - очень эффектно