"Брюс Стерлинг. Zeitgeist (Дух времени)" - читать интересную книгу автора

белое атласное платье и ни о чем больше не мечтала. Исполнив наконец свою
давнюю мечту - оказавшись в свете рампы, - она, полуприкрыв веками
сверкающие глаза, открывала людям глубины своего естества. Ее проникновение
в таинство песни напоминало просовывание пальцев в тесную лайковую перчатку:
от издаваемых ею томных звуков у людей во всем здании вставали дыбом волосы.
У Старлица и без того бегали по коже табунки мурашек.
Озбей стоял в окружении вооруженной охраны, в задумчивости сложив на
груди руки.
- Старинная песня, - молвил он.
- Черт! - выдавил Стариц.
- У нее настоящий талант, - продолжил Озбей с торжествующей улыбкой. -
Разве не блестящая идея - отыскать по-настоящему талантливую турчанку?
Теперь я ее отыскал - и что же мне с ней делать? Понимаешь, она - глас
народа.
Старлиц заставил себя согласно кивнуть.
- Турки - великий народ. Надеюсь, теперь ты это видишь. Душа народа -
вот что я в ней раскопал.
- Разумеется, - прохрипел Старлиц и закашлялся от лицемерия. - Я все
понимаю. Как не понять!
- Я рад, что ты со мной согласен. А ты со мной согласен, как может быть
иначе! Ты понимающий человек. Гонка Уц - истинная турецкая звезда. Она -
новая. Сафие Айла. Или вторая Хамиет Юкисес.
- Да, ты столкнулся с нешуточной проблемой. Лицо Озбея затуманилось.
- Напрасно я взял ее себе в любовницы. Я совершил ошибку. Теперь это и
мое дело.
- Да, ты здорово влип.
- Да. - Влажный взор Озбея выражал откровенность и доверчивость. -
Предзнаменования самые дурные. Великое искусство, великая судьба, великая
трагедия. Турки - трагический народ. Великую певицу ждет несчастье. Деньги,
бизнес мало значат в жизни. Существует честь. Существует гордость. Кто я
такой, чтобы перечеркнуть судьбу народной артистки? Ты только прислушайся к
ее пению!
Напоследок Гонка разразилась высокой трелью. Аудитория была покорена:
ее энтузиазм не знал пределов. Казалось, теперь вся жизнь слушателей пойдет
совсем по-другому. Юные поклонники "рейва" недоверчиво таращились на сцену,
бессильно уронив руки: происшедшее было выше их понимания. Финские бойцы
миротворческих сил ООН даже отвернулись от бара: удивление помешало им пить.
Турецкие политики средних лет не стеснялись слез.
Гонка с мечтательной улыбкой уплыла со сцены. Она оставляла слушателей
голодными: им хотелось еще. Гонка могла бы петь ночи напролет, месяцы, годы.
Ее голос запечатлелся бы на пыльном виниле, и многие годы после ее кончины
люди при звуках ее голоса удивленно приподнимались бы с кресел, судорожно
цепляясь за подлокотники... Но теперь Гонка, к счастью, шагала в сторону
гримерной.
- Мехметкик, - молвил Старлиц, - разработкой этих алмазных копей кто-то
непременно должен заняться. Но это не обязательно должен быть ты.
- Конечно, я знаю, - с достоинством ответствовал Озбей. - У меня есть
выбор. Но если любовь и преданность обрекают меня на служение моему народу,
значит, я обречен. - На это Старлицу нечего было сказать. - Великий
человек, - продолжал Озбей, - избранник судьбы, владыка... Он обязан быть