"Анатолий Егорович Стерликов. Камышовые странники (Повесть) " - читать интересную книгу автора

саксаульникам пустыни Муюнкум. И он мало-помалу готовился к предстоящей
охоте. Сидя на кошме, набивал зарядами патроны, запечатывал их пыжами.
Егор теперь вспоминает эти прекрасные часы. Как он сидел рядом с
отцом, играл холодными тяжелыми гильзами, покрытыми прозеленью окисла.
Ему, конечно, хотелось большего: помогать отцу. Например, наполнять мерки
маслянисто блестевшей дробью и вставлять в гильзы капсюли, снаружи
блестящие, пурпурные, как ягоды нитрарии*, пустынного растения. Но отец
всякий раз грозил Егору шомполом, когда тот пытался добраться поближе к
разложенным на кошме боевым припасам.
Харитон был промысловиком и животных убивал не потому, что это
доставляло ему большое удовольствие (как, скажем, охотникам-любителям,
которые почему-то иногда называют себя спортсменами), а потому, что
должен был кормить свою семью и выполнять договор - привозить на склад
фактории* мясо. Такая, значит, у него была работа. Впрочем, охотился он
только осенью и зимой, не больше трех месяцев в году. Остальное же
время - мирно рыбачил. По этой причине Харитон с семьей все время
кочевал - как до войны, так и после. Весной люди покидали охотничье
зимовье, перебирались на берег какого-нибудь чуйского узека. А осенью
снова возвращались в свою землянку.
Но возможно, тут нужно сказать несколько слов о том, как русские
оказались в казахстанских пустынях.
Сто с лишним лет назад отважные и смелые люди из центральных и южных
губерний России пустились в далекие странствия. Эти люди не были
путешественниками - нужда заставила их странствовать. На своих телегах,
запряженных быками, они тащились по беспредельным и безлюдным степям, в
надежде найти свободную, никем не занятую пахотную землю, и луга и
пастбища, где, по слухам, скот можно пасти круглый год потому, что "клин
зеленый" не желтеет, не иссыхает и не вытаптывается.
Некоторые переселенцы погибали в пути. Не хватало еды, порой нечем
было кормить-поить скот, и людей мучила жажда. Но большая часть
переселенцев добиралась до берегов Сырдарьи, Чу, Или, Каратала, Лепсы,
Карабалты - этих и других больших и малых рек Семиречья и Средней Азии.
Еще тележные следы не замел песок, еще не заросли они травами, а
переселенцы уже пахали землю и сеяли хлеб, строили мельницы и кузницы. И
казахи-кочевники видели, как у них на глазах бесплодная земля
превращается в зеленые оазисы. Переселенцев можно было обнаружить в
Муюнкумских и даже Кызылкумских песках. Здесь они промышляли зверя,
ловили рыбу в узеках, петляющих среди барханов.
Пришельцы не мешали степнякам, мирная жизнь кочевий не нарушалась.
Поэтому казахи, давно принявшие подданство России, не препятствовали
стихийному проникновению русских в свои беспредельные степи, в дебри
камышовые и тугайные. Они даже видели выгоду в том, что на их просторной
земле появились поселения, где прямо-таки на глазах какой-нибудь
круглоглазый бородач из куска ржавого железа может выковать подкову,
отбить кетмень*, без лишних слов починить колесо арбы. Эту способность
русского человека ко всякому ремеслу высоко ценили кочевники.
Родители Егора как раз и были потомками семиреченца-первопоселенца,
обосновавшегося когда-то в чуйских камышах*.