"Ежи Ставинский. Пингвин " - читать интересную книгу автора

считали меня молокососом, нулем, мешком, в который надо побыстрее затолкать
свой багаж, свое пропотевшее тряпье, пока этот мешок не перехватил
кто-нибудь другой. И они тянули его каждый к себе, вырывали друг у друга и
запихивали внутрь все подряд - пса, кота, лису, канарейку и жабу, а потом
еще удивлялись, почему там что-то шебуршится, прыгает, кусается, рычит и
пищит.
Отец уже перестал говорить, и на душе у него явно стало легче. Я
выключил магнитофон. Вся его речь была теперь у меня на пленке. Но ведь мне
еще нужно было выбраться из дома, а сказать о вечеринке я не мог: атмосфера
была не та.
- Ты прав, отец, - сказал я покорно, - я виноват. Под вечер я выйду и
куплю масло, а после зайду к товарищу.
- Это к кому же?
- К Адасю Бончеку, у нас там дискуссия о счастье будет.
- Что, что?! - изумился мой старик.
- О счастье. Знаешь, его отец - известный архитектор, и у них большая
квартира. Счастье - зто серьезная проблема.
- А кто организует дискуссию? Союз молодежи, Союз студентов?
- Нет. Мы сами, стихийно, так сказать, инициатива снизу, вне рамок
организации, в кругу друзей.
Отец смотрел на меня с сомнением, должно быть, счел инициативу такого
рода подозрительной. В его мире для дискуссий раз и навсегда были
установлены рамки и вывески; дискуссия, лишенная узды, всегда может удрать в
кусты и показать оттуда язык или даже задницу.
- О счастье... - вздохнул отец. - Ну что ж, дискутируйте на здоровье.
И он склонился над своими бумагами. Он был большой трудяга, писал
докторскую диссертацию по экономике, твердо решил перейти с административной
работы на научную и корпел над диссертацией по ночам, а тут Богданюк, мать с
ее подсчетами, как дотянуть до получки, сын-эгоист, очереди за мясом,
увеличенная печень и больной кишечник, ванна засорилась, штукатурка в
коридоре осыпается, брюки протерлись и радиоприемник каждую неделю
портится - какое уж тут счастье, все эти разговоры о счастье ерунда; стоит
людям обзавестись собственными ваннами, как они сейчас же разводят дискуссии
о счастье; учиться соплякам надо и не висеть на подножках трамваев.
После обеда я попробовал читать - не шло, опять о концлагерях и смерти,
о пищеводе и смерти, плевал я на смерть, на преисподнюю и на небытие.
Какой-то там парень боится смерти, а я боюсь войти в комнату, полную людей.
Почему все время пугают смертью, изводят разговорами о смерти, ждут ее, и
подтрунивают над ней, и заигрывают с нею, написали бы лучше о жизни - как
завоевать Баську, как все это провернуть, как войти без страха в комнату,
полную чужих людей.
Я переоделся в ванной, надел свою лучшую рубашку, тесноватые брюки и
выскользнул из дома, вроде бы за этим оливковым маслом, и действительно
отправился за маслом, повиснув на подножке трамвая. Вечно они разбухшие от
людей, эти беременные трамваи. Я нашел магазин самообслуживания, где было
масло; вот и корзинки, и скандал с продавщицей. "Вы мне будете указывать?
Нет уж, указывать вам буду я! Я вас вежливо спросила, есть ли яйца, а вы
хамите в ответ!" - "Вот именно, я-то вежливо отвечаю, а вы самая настоящая
хамка! Яиц нет и не было, под юбкой я их, что ли, прячу? Были бы у меня
яйца, я бы вам их во все дырки напихала, очень мне нужны ваши яйца!" - "К