"Ежи Ставинский. Пингвин " - читать интересную книгу автора

заграничный магнитофон. У него были записи самых что ни на есть последних
новинок, самых модных мелодий в исполнении богов рева, ритм - мечта, ритм -
гашиш. Он отбивал ритм на тамтаме, топал, сгибался, ритмично извивался,
потом швырнул тамтам Вализке, схватил Баську, потащил ее, она начала
танцевать рок, сохраняя это свое каменное выражение лица, мелькали только ее
ноги, он хотел притянуть ее к себе, прижать, но она не далась, не далась!
Она выскользнула и села с тем же выражением лица, а он остался стоять
посередине с пустыми руками, пышащий жаром, как раскаленная кафельная печь,
он наткнулся на стену, и все его хвастливые заходы отлетели от нее, все
разлетелось вдребезги - столько слов, столько ужимок, столько бутылок,
столько аппаратов!
Я любил Баську, я вдвое больше любил ее за это, я хотел бы встряхнуть
ее как следует, чтобы она улыбнулась или заплакала, сбросила с себя
привычную маску - такая девушка, что за ноги, даже жарко становится, изящна,
как само изящество, должно же в ней что-то быть!
Адась постоял с минуту, видно, он был взбешен, он уже настроился на
Баську, он хотел иметь эту Баську, как "фольксваген", еще секунда, и он
начнет реветь и топать ногами: "Я хочу Баську!!! Я хочу Баську!!!" Это был
конец, Мацейовицы [ii], могила, нокаут на глазах у всех, да еще при ком -
при Вализке, Бояновском и при мне! Этого Адась не простит! Но нет, он только
выпрямился, выпил рому, усмехнулся, выключил заграничный магнитофон,
Бояновский и Магда бухнулись с разбега на тахту, Вализка еще раз стукнул
кулаком по тамтаму.
- Сыграем во что-нибудь? - предложил Адась.
- Сыграем, - поддержал его Вализка.
- В "минуту искренности"! - воскликнул Адась.
Я не любил таких игр, я не мог быть искренним
с ними и не мог ничего сказать искренне Баське - тут-то они бы уж
завыли, что пришел конец света, если даже глупый Пингвин лезет со своими
чувствами. Им эта игра нужна была для всякого свинства, они могли говорить,
что угодно, их искренность была ужасной, они без стеснения спрашивали обо
всем, все топтали ногами, лезли сапогами в душу, похабно хихикая; копались
грязными ручищами в живой, пульсирующей аорте, раздирали когтями ее красную
мягкую ткань, хватали и живьем рвали на части птичку, чтобы заглянуть ей
внутрь, туда, где бьется сердце.
- Я не буду играть в искренность, - заявила Баська очень твердо. -
Иначе мне пришлось бы сказать тебе, что я о тебе думаю.
Вализка стукнул в тамтам и загоготал. У Адася был такой вид, словно ему
дали по морде. Должно быть, она думала о нем то же, что и я, и он понял, что
Баська его не выносит, что ничего с ней не выйдет ни сегодня, ни завтра, ни
в следующем семестре, что время потеряно зря и игрушку не добыть ни за какие
деньги. Он даже задохнулся, игра в искренность была последним номером в
программе, больше у него в запасе ничего не осталось... Я был отомщен,
Баська отомстила за меня, за этого глупого Пингвина, за все. Но Адась снова
усмехнулся, и усмехнулся очень зло, потом взглянул на приемник - видно,
задумал какую-то гадость.
- А может, хочешь узнать, что думают о тебе? - процедил он.
- А что обо мне могут думать? - задиристо спросила Баська.
- Сейчас услышишь, - усмехнулся Адась.
Наверное, он подготовил и этот номер, все возможно. Возле зеленого