"Анджей Стасюк. Белый ворон" - читать интересную книгу автора

видно. Конец один, но вы своими глупыми головами этого понять не можете. Мне
тридцать два, я был пианистом и педерастом, потом читал книжки и ходил по
улицам и верил, что являюсь образом и подобием. Особенно тогда, когда мне
кто-нибудь врезал. Потому что тогда я страдал, а никакое другое уподобление
в голову мне не приходило. Что ты сказал жене?
В спальнике было тепло и темно. Я чувствовал душный запах собственного
тела. Когда мама закутывала меня одеялом и уходила, я тут же начинал
воображать любимые свои картины. Вот моя кровать проплывает сквозь непогоду,
снег, дождь, дрейфует по холодным волнам какого-нибудь северного океана, а
кругом ветер, стужа, тьма. А я при этом в полной безопасности, спрятался под
одеялом, и даже слабенькое дуновение не проникает в нагретую нору.
Именно такое чувство было у меня сейчас. Я пребывал в коконе, в
наименьшем из возможных пространств. И я пернул, чтобы отогнать все злые
силы. И слушал.
- Да ничего особенного. Сказал, что устал и хочу на несколько дней
уехать. В горы. Что у нас в горах есть знакомые.
- Где-нибудь здесь?
- Нет. За Пшемыслем.
- Не. мог, что ли, сказать ей правду?
- Какую правду? Что еду играть в партизан? Надо же соображать, Василь.
- А если погибнешь?
Мне очень хотелось увидеть лицо Гонсера, но я не смел пошевельнуться,
высунуть голову, даже вздохнуть. И мне оставалось только представлять себе,
как он глядит на Бандурко и его обеспокоенные глаза замирают под очками и
выискивают в лице Василя признаки насмешки, иронии - словом, чего угодно,
что противоречило бы однозначному смыслу этих слов.
- В лесу, что ли?
- Да где угодно, Гонсерик.
- Ладно, хватит трепаться. И не пей больше этой отравы. А то я не
врубаюсь в твой юмор.
- Нет, Гонсер, смерть - это очень серьезно.
Они замолчали. Я услышал, как стукнула кружка, потом раздалось
бульканье спирта и воды, которой развели спирт. В костре сдвинулись
прогоревшие поленья, на нашу хижину свалился какой-то заплутавший порыв
ветра. В конце концов Гонсер не вынес паузы, которую специально для него
выдерживал Василь.
- Давай? Чего ждать, пока остынет.
- Давай. И дай мне твоего "Кэмела", а то мы накупили какого-то говна.
Голову даю на отсечение, что в этот момент Василь послал Гонсеру свою
неподвижную улыбку, в которой принимала участие одна только верхняя губа,
приоткрывающая ряд ровных желтоватых зубов. С непривычки улыбка эта здорово
действовала.
- Да, погибнешь в лесу, а мы тебя отыщем. Или сам отыщешься. Что-нибудь
в этом роде.
- Хоть бы погода переменилась. Выглянуло бы солнце. Тогда можно было бы
сходить куда-нибудь в поход. Ты говорил, что мы будем ходить в походы.
- Походим, Гонсерик, еще как походим, и независимо от погоды. А сейчас
самое лучшее - это завалиться баиньки.
Я подождал, когда закончится возня, все улягутся, потом дождался, когда
их дыхание станет ровным и спокойным, и только после этого высунул голову, а