"Анджей Стасюк. Белый ворон" - читать интересную книгу автора

А потом мы ехали на юго-восток, солнце вставало чуть слева, а справа
тянулась широкая плоская долина.
Протоптанные, наезженные санями дорожки вели к хатам и хаткам, конюшням
и хлевам, и весь этот вифлеемский ландшафт, подсиненный первыми дымами из
труб, замыкала цепь черно-зеленых гор. И было так светло, так прозрачно,
словно мы ехали не на географический, а на идеальный, мифический юго-восток.
Водитель надел черные очки и включил радио. Треск был чудовищный. Но,
видать, ему это нравилось, потому что он увеличил громкость. Сквозь
магнитную бурю прорывались обрывки последних известий из Варшавы. Словно
погоня, memento*или призыв.
______________
* Помни (лат.). Фрагмент выражения "Memento mori" - "Помни о смерти".

Спустя час мы были в Гардлице. Солнце исчезло. Туч не было, но
казалось, будто кто-то выкрасил небо жидкой белой краской. Поддувал теплый,
липкий ветер, от которого можно спятить. Мы накупили кучу разных сигарет.
Прочитали плакат: "Катынь, Козельск, Осташков,* - автобусом за два дня".
______________
* Местности в СССР, где находились лагеря, в которых после вторжения в
Польшу в 1939 г. Красной Армии были интернированы, а затем расстреляны
тысячи польских офицеров.

- Дешевка. Всего три сотни, - заметил я.
- Конкуренция, - сказал Василь.
Потом мы сели в следующий автобус, туда влезли также многодетное
семейство, трое трезвых граждан, и через полчаса Бандурко объявил:
- Вот теперь мы по-настоящему выехали из любимой страны.

5

Когда я проснулся, было серо и холодно. Василь сидел у погасшего костра
и, тихонько позванивая пряжками, обувал солдатские ботинки. Мои лишь чуть
просохли.
- Ну ты и силен спать!
- Да я уж совсем дошел. Последние дни в городе глаз не мог сомкнуть, -
ответил я.
Мы вышли в синеватый полумрак. Поломанные жерди ограды да наши
вчерашние следы - вот и все, что тут было. Цепочка нерегулярных дыр в снегу
поднималась вверх по склону и терялась в молочно-чернильной взвеси из снега
и воздуха.
- Дойдем до леса и там подождем, когда станет светло.
Я ничего не ответил, просто не хотелось поддакивать. Через несколько
минут мне уже стало тепло. Я подобрал горсть зернистого снега и стал
осторожно кусать. У него был вкус сосулек, вкус наших хрупких кинжалов. Мы
использовали их для кратких театральных поединков. Оружие ломалось уже при
первой схватке, превращалось в леденцы. Ксендз в черной сутане выходил из
низенького строения и кричал: "Третий класс, на занятия! Быстрей, быстрей, а
то письки отморозите!" Мы усаживались за парты из некрашеного дерева; слои
древесины от многих тысяч прикосновений обрели гладкую, стеклянистую
структуру; мы сидели и зачарованно наблюдали за тем, как за сорок пять минут