"Иван Терентьевич Стариков. Милосердие ("Судьба офицера" #2) " - читать интересную книгу автора

- Наверное, я не смогла внушить ему настоящую страсть: он не стал
бороться за свое чувство... Ему женского тепла мало.
- Вот она, женская логика! - воскликнул старик, обращаясь к Криницкому,
и тот, принимая это мнение, развел руками: мол, что с ними поделать, с этими
женщинами!
Но Данила Романович не знал и не мог знать, ибо это держали в
строжайшей тайне от него, что домашняя овчарка Рекс, которую вырастил сам
Оленич, помогала ему согреваться. Когда озноб особенно сотрясал его, то брат
и сестра забирали капитана к себе в квартиру, укладывали в постель, впускали
Рекса, который ложился всем телом на хозяина и согревал ому культю, что, как
холодильник, замораживала тело. Пес мог так лежать настолько долго, пока
Оленич не набирал тепла. Ни Гордей, ни Людмила не говорили об этом
профессору: он бы их высмеял!
- Женские нежности бессильны против космического холода! - произнесла
Люда, покраснев.
- Как знать, как знать, милосердица! - Данила Романович проговорил это
многозначительно, не глядя на Людмилу, потом обернулся к Гордею
Михайловичу: - Можешь связаться по телефону с клиникой психотерапии в Киеве?
- Да, конечно. Немного придется подождать, хотя мой заказ телефонистки
выполняют достаточно оперативно.
- А пока давайте обсудим положение. Итак, капитан Оленич уже выходит
благодаря вашим усилиям из кризиса. Теперь он придет в себя буквально в
считанные часы или минуты. Опасность миновала. Вчера, я думаю, вы были
испуганы и в паническом состоянии забили тревогу.
- Паники не было, - по аскетичному, худощавому лицу Гордея скользнула
улыбка. - Но был момент, когда я действительно подумал, что сегодняшний день
Андрей не увидит, - на этот раз звезда жизненной энергии изменит ему.
- Ага, Гордей! Вот ты и сказал то слово, которое опровергает
утверждение Люды, что организм у Оленича обессиленный. Правильно, жизненная
энергия! Живучесть!
Слушая профессора, Криницкий невольно думал, что Данила Романович
нарочно выбирает оптимистические краски, обнадеживая и успокаивая. А
Колокольников между тем продолжал рассуждать вслух:
- Здесь, в госпитале, ваш капитан все время под воздействием войны, в
постоянном напряжении нервов и мыслей. Госпиталь ведь частица войны! И
Андрей, сильный и закаленный в боях, страдает и мучается муками и
страданиями своих сотоварищей - майора Ладыжца, лейтенанта Негороднего,
лейтенанта Джакия. Ведь все они еще на войне, еще не демобилизованы!
- И мы с Гордеем еще не демобилизованы, - грустно проговорила Людмила.
- Да вам даже думать об этом не положено! - как-то очень быстро
отозвался Колокольников. - Здесь ваша судьба, ваше призвание. Вам дано
думать о демобилизации, о возвращении с войны раненых воинов.
И снова Колокольников уловил встревоженный взгляд Людиных глаз и никак
не мог понять, что ее пугает или беспокоит?
Людмила как-то удрученно заговорила:
- Невеселое что-то есть в ваших словах о демобилизации: все мы здесь
останемся навсегда. А что касается Андрея... Куда он пойдет из этих стен? Он
ведь кадровый офицер, его судьба - военная. И зачем ему отсюда уходить? Даже
комиссар Белояр не захочет увольняться: все они тут навечно в строю.
- Я тебя называю милосердицей, а ты - жестокая! - Колокольников говорил