"Николай Старилов. Самый трудный день (Повесть)" - читать интересную книгу автора

смириться с тем, что убьют и его, ну а если смирился, это все равно что
убит.
- Пустяки, Вера, - спокойно ответил Алексей, потому что действительно
так думал, но тотчас же понял, что мог обидеть ее таким ответом, ведь она
беспокоилась за его болячку, а получалось, что ее беспокойство - пустяк, и
он добавил, улыбаясь, хотя мысли его сейчас были далеко и он хотел бы,
несмотря на все свое расположение к этой добросовестно и заботливо
делающей опасное и часто, наверное, неприятное ей дело - что же может быть
приятного, например, в осмотре бойцов на вшивость - девушке, чтобы она
поскорее отошла от него, но он не хотел и не мог ее обидеть, наоборот, ей
нужна была поддержка, пусть самая незначительная, та, которую он мог ей
сейчас дать и обязан был дать, - простое доброе слово.
- Классно ты меня перевязала. Сколько уже повалялся, а руки ни разу
не почувствовал, как будто она у меня целехонькая.
Вера грустно улыбнулась ему и, кивнув, отошла к раненым.
Он сказал неправду - он отлично чувствовал свою руку, когда искал с
Сашкой штаб батальона и падал на месиво из кирпича и железа, но и правда
была в его словах - перевязка была сделана хорошо, плотно и в то же время
так, что не ощущалась на руке, и если бы не было нужды особенно ее
беспокоить, то рука и впрямь была бы как здоровая. Его царапнуло сегодня
утром, обидно, что не в бою, просто шальная пуля, но он легко отделался -
дыркой в мясе, по нынешним временам все равно что царапина на коленке в
полузабытое время казаков-разбойников в таком далеком сейчас детстве, что
даже и не верится, что оно когда-то у него было.
Когда Вера ушла, Алексей повернулся к Сырцову:
- Иван, надо разведать подходы к дому, пока темно.
Сырцов с готовностью кивнул, и Алексей понял, что тот воспринял это
как приказ ему, и покачал головой:
- Пойду я. Не обижайся, но это такое, дело, которое я никому не имею
права передоверить.
- Можно послать разведчиков.
- Можно, - согласился Алексей. Он и сам решил, что пойдет с
разведчиками, но сейчас сделал вид, что это Сырцов навел его на эту мысль.
Он хотел, чтобы лейтенант постоянно ощущал свою нужность и чувствовал себя
уверенно, если вдруг ему придется заменить его, Алексея...
- Фомин, Ляхов! - позвал Сырцов.
Они подошли быстро, почти сразу, оба плотные, невысокого роста, с
проворными движениями, его разведчики, хотя роте разведчиков и не
полагалось, но раз они были нужны, они должны были быть, и Алексей отбирал
их сам из тех, что покрепче и посообразительней.
- Документы, фляги и что там у вас еще есть гремящего - оставить.
Алексей сказал им то, что было уже много раз сказано прежде, но он
все же каждый раз говорил это вновь, зная, что из-за таких мелочей гибнут
люди. Правда, о том, чтобы они взяли с собой побольше гранат, он не
сказал, это они и так знали, у них это уже вошло в кровь - в развалинах
гранаты были основным оружием, "карманной артиллерией", как шутили солдаты.
- Останешься за меня, - сказал Алексей Сырцову. - В случае чего...
"Черт, зачем я это говорю?" - тут же с досадой подумал он и закончил: - В
общем, пока. Вернемся часа через два, а ты помозгуй, как лучше взять этот
дом.