"Константин Михайлович Станюкович. Беглец" - читать интересную книгу автора

уж Максимки нет. "Где Максимка?" Товарищи не знают. Кто-то говорит, "Верно,
Максимка с ребятами к мамзелям ушел". Ну, ладно. Выпили мы еще бутылку и
тоже пошли мамзелей здешних смотреть... Хороши, шельмы!
______________
* Вместо "корвет" матросы всегда говорят "конверт". (Прим. автора.)

Якушка усмехнулся, повел глазом и продолжал:
- К вечеру повалили на пристань... По дороге еще выпили. Идем это
человек пять... Я иду, маленько поотставши, и вдруг слышу, кто-то тихо
окликает: "Якушка!" Гляжу, а сбоку, в узком таком проулочке, у фонаря стоит
Максимка. Я к нему, и хоть был я, братцы, здорово треснувши, а вижу, что с
Максимкой что-то неладное: с лица побелел, весь ровно дрожит, а только все
зубы скалит - себя куражит. "Ты что тут делаешь, Максимка? Валим, говорю, на
баркас. Опоздаешь - Мордобой не погладит, небойсь!" - "Тише, говорит,
Якушка... Я, говорит, давно поджидаю тебя, хочу проститься, потому ты добер
был. Давече я побоялся при других открыться, а теперь откроюсь: на баркас я
не пойду и на конверт меня больше не ждите!" Весь хмель выскочил у меня из
головы. "Ополоумел ты, что ли, Максимка. Идем скорей, глупая голова!" А он
свое: "Не пойду, довольно, говорит, терпеть, я здесь останусь!" Тут я давай
его уговаривать: "Опомнись, Максимка! Что выдумал? Пропадешь, говорю, как
собака, на чужой стороне!" - "Не уговаривай, говорит, Якушка. Уж я, говорит,
сговорился здесь с одним поляком... Я, говорит, не пропаду, а вольным
человеком стану, буду по портной своей части. И есть, говорит, у меня
прикопленных сорок долларов, что за починку от господ насбирал. Нарочно,
говорит, для такого случая копил. А затем прощай, говорит, голубчик...
догоняй своих и не поминай лихом!.." И не успел я, братцы, Максимку силком
удержать, как он фукнул в проулок, и след его простыл.
- Эка отчаянный, прости господи! - вырвалось чье-то восклицание среди
притихших слушателей.
- Догнал я, братцы, своих и ничего не сказываю. И самому боязно, как бы
в ответе не быть, и Максимку жалко: пропадет, думаю, ни за грош. Хорошо.
Пришли на пристань. Мичман проверил. "Все, кажется?" - "Все, ваше
благородие, окромя Максимки, лейтенантского камардина!" - отвечает
унтер-офицер. "Его, видно, барин ночевать отпустил! - смеется мичман. - Не
казенный он человек - садись, ребята, на баркас!" Сели и отвалили. Пристали
к конверту и сейчас же нам роздали койки. Спустился я в палубу, подвесил
койку, разделся, лег спать, но только нет у меня сна, братцы... Все Максимка
в мыслях. А как беднягу поймают? Ведь Мордобой не простит.
- Шкуру спустил бы! - вставил кто-то.
- Шкуру - шкурой, да потом в Сибирь или в солдаты... Злопамятный он,
Мордобой... Только лежу это я в койке и слышу вскорости он кричит: "Максимку
послать!" (Мичман-то был добрый и не сказал, что Максимка не приехал.) "Так
и так, ваше благородие, доложил вестовой, Максимка с берега еще не
вернулся". - "Ах, он такой сякой! Завтра узнает, как без спросу опаздывать!
Как вернется, тую ж минуту ко мне послать подлеца!" Ему и не в догадку, что
Максимка вовсе остался. Ладно. Прошел этак день!.. Максимки нету, и тут уже,
должно, Мордобой догадался, что дело неладно. Вестовые после сказывали, что
озверел он в те поры совсем, забегал по кают-компании и кричит: "Со дна
морского достану и насмерть запорю неверного раба!" Другие офицеры ему
по-французски, стыдили, значит. После того он шарахнулся в каюту, как