"Константин Михайлович Станюкович. Непонятый сигнал" - читать интересную книгу автора - Я вас посылал за Наумовым. Какого же черта вы мне Анисова подали,
а?.. - Я, ваше превосходительство, думал... Едва только молодой человек произнес последнее слово, как адмирал, начинавший было успокоиваться, внезапно побагровел. - Думали? А кто просил вас думать? Флаг-офицер молчал. Вся его поза выражала покорное сознание вины. - Он думал?! Надо исполнять приказания, а не думать-с! А то: думал! Я вообще заметил... э... э... э... что вы последнее время стали думать... - Я, ваше пре-вос-хо-ди-тельство, ста-ра-юсь не думать! - коснеющим языком лепетал флаг-офицер. - Стараетесь, а все-таки думаете, - смягчился адмирал. - Оттого и делаете глупости... Размышления там разные годятся на берегу, а не в море... Прошу помнить-с... Ступайте и не думайте!.. - Прикажете съездить за Наумовым? - Не надо! - резко оборвал адмирал. Флаг-офицер улепетнул из каюты и, придя в кают-компанию, объявил, что шторм проходит. Адмирал его разнес совсем легко. - Советовал не думать? - иронически заметил кто-то из молодежи. III Чудный вечер сменил жаркий день и принес с собою прохладу. Адмирал вышел из каюты и стал гулять по палубе. Он мало-помалу стихал. у орудия, старый матрос Никулин рассказывал о том, какие бывают начальники в гневе. - У всякого, братец ты мой, свой карактер... Всякий пылит по-своему. Наш осерчает, то ровно ведьмедь... ломит все... ну и ревет, словно его под микитки рогатиной шаркнули... Однако отходчистый, и нет того, чтобы драться... - Это ты правильно, отходчистый... Загорится, запылит, а потом и забыл!.. - заметил кто-то из слушателей. - Другой сердце свое больше на матросских зубах срывает, - философствовал на эту тему Никулин, - как отжарит с десяток морд, пыл-то и пройдет... Знавал я такого начальника... Уж и лют же был на зубы, ах лют, а вобче ничего себе... адмирал был форменный... А то, братцы, был у нас на корабле капитаном Севрюгин... Нонче он, сказывали, в отставку ушел... Жаловаться нечего, командир был добрый, порол с большим рассудком, а опять же свою привычку имел: в сердцах плевался. Ты, примерно, на руле стоишь, и уж не зевай, братец ты мой, ежели Севрюгин сердит. Рыскнул на четь румба, а уж он и плюнул сверху, да так и норовит в самую морду попасть, так и норовит... И наловчился же попадать... - Ишь ты... - Сам этто плюнет, да и кричит: "Что, мол, такой-сякой, попал?" - "Точно так, вашескобродие!" - отвечаешь и оботрешься. Исплюется - и ничего... Сердце и отойдет. - А страшной наш-то... у-у-у, страшной! - замечает Аким Чижов, тот самый молодой матросик, простодушный и впечатлительный, которому попало от |
|
|