"Константин Михайлович Станюкович. От Бреста до Мадеры" - читать интересную книгу автора

Потом Леонтий так привязался к молодому матросу, что обида Василию была
и ему обидой. Словно нянька ходил он за ним, и через два месяца из него
вышел такой лихой матрос, что Леонтий, глядя, бывало, как Василий бесстрашно
крепит брамсель в свежий ветер, улыбался, и лицо его светлело.
Леонтий мало говорил с своим любимцем на корвете. Он разговора не
любил, но на деле показывал привязанность своей любящей натуры и ласково
выслушивал нехитростные воспоминания молодого матроса, даже сочувственно
улыбался, когда молодой матрос так порывисто, так горячо рассказывал о
молодой Апроське.
Под пьяную руку Леонтий был словоохотливее.
На берегу он был всегда вместе со своим фаворитом, но пить его не
приучал.
- Што толку-то в ней... в эфтой водке-то; не пей, Вася, никогда не
пей... Гадость она!.. Не с добра ее пьют, - угрюмо говорил Леонтий и залпом
выпивал стакан крепкого спирта.
Как попал Леонтий в рекруты, об этом в подробности не знал никто. Знали
только, что он пошел из дворовых. Да еще молва по корвету ходила, будто
любовишка какая-то скрутила Леонтия, что прежде он не такой был.
Случай привел меня узнать кое-что про его прошлое от него самого же в
одном из брестских кабаков.
Знаете ли что, читатель! Много, очень много тяжелого и трагического
подчас бывает в жизни матроса.
С виду, кажется, благоденствует матрос - и сыт, и одет, будто и весел,
песни по вечерам поет, а вглядитесь поглубже, прислушайтесь иногда темной
ночью, сидя на вахте, как какой-нибудь молодой матрос про свою деревню
рассказывает, или как старик-матрос клянет идола экипажного командира, от
которого он просился на три года в "дальнюю"... "безвестную"...
Не всякому русскому матросу радостно дальнее плаванье. А он и туда даже
сам иной раз просится... Знать, уж больно солоно пришлось от чего-нибудь.
Одного жена безжалостная погнала в "дальнюю"... "Скопи мне, мол, денег"...
Другого, какого-нибудь безответного, били да пороли до того, что даже и
терпеливый русский матрос не стерпел и пошел проситься в "кругосветку",
надеясь, что в плавании легче будет...
И терпит все матрос. И бурю терпит, и ветер и дождь терпит... И
работает он трудную работу, крепит, качаясь над океаном, паруса в свежую
погодку; не досыпает ночей; вечно находится в опасности... И сносит все это
он, и только вымещает накипевшую досаду на водке, да разве в песне у него из
груди вырвется иногда такая надрывающая нотка, что насквозь проберет иного
любителя русских песен.
Я был назначен в Бресте ехать с людьми на берег.
- Сажай-ка людей на шлюпку, - сказал я боцману.
- Ну, живо на шлюпку... Вались, кто на берег! - скомандовал Никитич.
Скоро полон-полнешенек баркас отвалил от борта. Только что пристали к
пристани, матросы бросились из шлюпки и пошли гулять.
Наполнились кабаки, оживились... В какой-нибудь французской бюветке{37}
русский матросик закатывает, лихо упершись рукой в бок: "Вниз по матушке по
Волге", а другие подтягивают и постукивают стаканчиками. Слушают французские
солдаты русскую песню, спьяна восхищаются и лезут целоваться. Матрос не
прочь целоваться (он уже сам пьян) и велит подать еще водки...
И пьют и галдят матросики...