"Константин Михайлович Станюкович. "Берег" и море" - читать интересную книгу автора

брильянтом на мизинце.
Еще не особенно давно известный во флоте ругатель и "дантист", - он
тогда словно бы нарочно щеголял грубоватостью и откровенной резкостью
прямого "отчаянного моряка", носил фуражку на затылке, свысока смотрел на
береговых моряков, признавал тогда только портер и херес, к женщинам
относился с циничным высокомерием холостяка, с приподнятым негодованием
возмущался "безобразиями" во флоте, бранил за глаза высшее начальство и не
раз говорил, что "плюнет на все" и выйдет в отставку. Невмоготу такому
человеку!
Однако Нельмин в отставку не выходил.
Несмотря на его негодующие речи, он умел ладить с высшим начальством,
которое часто посылало хорошего моряка в плавания, и в то же время
пользовался среди мичманов репутацией лихого и независимого капитана,
который не выносит ни малейшей подлости и готов пострадать за правду.
Обворожил Нельмин и двух влиятельных высокопоставленных лиц
гражданского ведомства, которые как-то приехали в Кронштадт и посетили
броненосец под командой Нельмина. Он показался им настоящим
симпатично-грубоватым "loup de mer"*, гостеприимным, прямым и открытым,
чуждым хитрости и чиновничьей угодливости. Он любит только море и родной ему
флот. А до остального ему нет дела.
______________
* "Морским волком" (франц.).

И Нельмин, как говорили сообразительные моряки, "не зевал на брасах".
Товарищи его, не смевшие и думать о цивических чувствах, тянули служебную
лямку, еще выплавывая ценз на контр-адмиральский чин, а Нельмин уже был
вице-адмиралом и вовремя смекнул, что в те времена "морские волки" на берегу
далеко не имеют привлекательности.
И Нельмин уже не кричал о "безобразиях", но зато писал, едва справляясь
с изложением своих мыслей, записку об истинных задачах флота и лучших типов
судов, стал вдруг считать себя очень знающим техником и умным
государственным человеком. Словно бы в пику Берендееву, Нельмин стал
доступен, изысканно вежлив с подчиненными, при случае говорил о русской
исконной политике, русском железе, русских заводах, строящих русские
крейсера, стал одевать фуражку на лоб, как старый холостяк, обедал часто у
Донона с шампанским, бывал на технических заседаниях и с ловкостью и наглым
бесстыдством "сухопутного волка" интриговал, где возможно, против старого
адмирала.
Многие моряки, знавшие Нельмина раньше, когда он "геройствовал" и
"разносил" даже титулованных мичманов, сынков влиятельных отцов, удивлялись
перемене прежнего независимого ругателя.
Только более наблюдательные люди и прежний министр, которого особенно
бранил Нельмин, хорошо знавшие искренность его благородного негодования и
цивических чувств, посмеивались и говорили, что Нельмин хоть и не отличается
большим умом, но всегда был большой шельмой и отличным капитаном.
И все думали, что Нельмин скоро посадит на мель старика, и не ждали
ничего хорошего от будущего начальника.


VII