"Константин Михайлович Станюкович. Дождался" - читать интересную книгу авторажалюзи комнату, прохладную и пропитанную острым запахом креозота и йода, с
довольно приличной обстановкой для пансиона в восемь франков в сутки. На небольшом письменном столе - "секретере" - бросались в глаза три изящные рамки с фотографическими портретами молодой женщины с милым красивым лицом, выражение которого напоминало мадонн. Особенно были хороши глаза, большие, спокойно-вдумчивые и ласковые. Причесана она была по старой моде. Пробор посредине, гладкие начесы, прикрывающие уши, и на темени тяжелые косы, собранные в виде коронки. Видимо, эта прическа шла к молодой женщине. На одном портрете, особенно хорошей работы, она была во весь рост. Фигура маленькая и стройная. Не худа и не полна. Руки узкие, с длинными пальцами. На безыменном пальце обручальное кольцо; на мизинце - несколько колец. В общем привлекательная женщина. Большой букет свежих роз красовался в вазе на японском столике около качалки. Тут же бонбоньерка с конфетами из Монтре. Валерий Николаевич открыл шагреневую шкатулку, в которой аккуратно были сложены перенумерованные письма жены, и взял верхнее, полученное накануне. Голова слегка кружилась. Во всем исхудалом теле чувствовалась слабость. III Неволин прилег на кушетку и, с горевшими из глубоких впадин глазами, снова стал перечитывать четыре маленькие листка, исписанные крупным разгонистым почерком. почему не могла раньше приехать. Теперь маме лучше, перевод романа окончен, сдан в редакцию, гонорар получен, и она, не вводя мужа в новые долги, может выехать на следующий день и скоро будет ухаживать за больным. Валерий совсем поправится. Петербургский доктор, отправивший Валерия в Швейцарию, говорит то же, что и кларанский. Разумеется, ничего опасного нет. Надо только беречься и не торопиться на север. Вслед за этими, казалось, спокойными и ласковыми строками, шли тревожно-нежные, но почерк как будто был более нервный и неровный. И Неволин жадно глотал: "Я знаю, ты сердишься, мой добрый Валерий, что принуждена была откладывать до сих пор поездку. Мне тяжело, что поневоле обманывала твои ожидания... Подчас это невыносимо... О, как сожалею, что не поехала с тобой. Теперь до скорого свиданья... Непременно завтра поеду, и на курьерском..." Письмо, по обыкновению, было подписано: "Твоя Леля". "Верно, осталась на день в Берлине и пришлет телеграмму, что завтра!" - И какая она хорошая! - вырвался восторженный шепот. И, переполненный чувством, благодарный и умиленный, со слезами на глазах, он прильнул горячими и сухими губами к почтовому листу. "О, как он боготворит ее!" - подумал Неволин и гордился, что так благоговейно и глубоко любит это "золотое сердце". По-настоящему любит, а не так, как многие его знакомые мужчины. Он спрятал письмо в карман. В ту же минуту представил себе, что завтра будет здесь, около него, красивая, любимая, молодая женщина, и умиление к "золотому сердцу" исчезло. Вместо него было нетерпеливое, почти озлобленное |
|
|