"Константин Михайлович Станюкович. Пассажирка" - читать интересную книгу автора

ботинках. Все сидело на ней красиво и ловко, все до мелочей было полно
изящного вкуса. И сама она, удивительно моложавая и цветущая, хорошо
сложенная, видом своим скорей походила на молодую девушку, чем на
тридцатилетнюю вдову, пережившую тяжелое горе.
Она шла по шканцам уверенной, легкой походкой, рядом с немолодой,
пестро одетой, молодившейся полной консульшей, приветливо отвечая на
почтительные поклоны офицеров и, казалось, не замечая любопытных, полных
восхищения взглядов, устремленных на нее.
Капитан, с обычной рыцарской галантностью моряков, встретивший дам у
трапа с обнаженной головой и любезно их приветствовавший, красный и
вспотевший, торжественно улыбаясь, как на удачном адмиральском смотру,
выступал около дам, стараясь подтянуть живот, с горделиво
покровительственным видом индейского петуха. По дороге пришлось
останавливаться, чтобы представить пассажирке старшего офицера, доктора,
батюшку и несколько офицеров, находившихся близко.
Степан Дмитриевич молодецки шаркнул своей толстой короткой ножкой,
снимая фуражку и наклоняя белобрысую голову с зачесанной лысиной, и выразил
свое удовольствие встретить соотечественницу "под небом Америки". Затем
старший офицер метнул в пассажирку победоносным взглядом своих маленьких,
уже замаслившихся глазок и, выпятив грудь и закручивая усы, подошел к
консульше. Чистенький, свеженький, кругленький доктор немножко сконфузился,
и все его пухлое лицо расплылось в улыбку. Он проговорил "очень приятно" и
дал место молодому батюшке, иеромонаху Евгению, который почему-то вдруг
покраснел и напряженно топтался на месте, пока капитан не вывел отца Евгения
из неловкого замешательства, подозвав двух гардемаринов, которых и
представил пассажирке. И эти двое молодых людей и еще представленные офицеры
безмолвно кланялись, но их лица и без слов говорили, что молодым морякам
очень приятно было познакомиться с такой хорошенькой пассажиркой. Один
только милорд, в качестве "холодного англичанина", изобразил на своем
выбритом лице самое ледяное равнодушие ("дескать, ты меня нисколько не
интересуешь!") и, отойдя от пассажирки, нарочно даже зевнул с видом
скучающего джентльмена и отвел в сторону взгляд, хотя ему и очень хотелось
посмотреть на пассажирку, в которой он не находил "ни-че-го о-со-бен-ного".
Пассажирка с милой приветливостью протягивала свою маленькую ручку в
черной лайке и крепко, "по-английски", пожимала всем руки, видимо довольная,
что находится среди соотечественников, на плавучем оторванном уголке далекой
родины, и слышит вокруг русскую речь. Она ласковыми глазами взглядывала на
матросов, рассыпавшихся по палубе, и сказала, обращаясь к капитану:
- Мне просто не верится, что я в России. Если бы вы знали, как я рада,
капитан, и как я благодарна, что вы меня взяли!
И радостная улыбка озаряла ее хорошенькое личико, делая его еще
обворожительнее.
- Помилуйте, - любезно ответил капитан, - я счастлив, что мог быть вам
полезным и вообще... Только вы бы не соскучились, Вера Сергеевна, в море, а
мы... мы... Мы-с употребим с своей стороны все старания, чтобы вы не
скучали...
- С такими любезными людьми разве можно скучать? И наконец, я восемь
лет не видала русских, а я ведь русская, да еще из Москвы! - прибавила
пассажирка.
- Сердце России! - с одушевлением произнес капитан. - А москвички,