"Константин Михайлович Станюкович. Мрачный штурман" - читать интересную книгу автора

описи берегов и съемки, производил астрономические наблюдения для
определения места корабля, наблюдал за морскими картами, за верностью
компасов, за хронометрами - одним словом, ведал главным образом
кораблевождением и вслед за капитаном первый подвергался строгой
ответственности по суду в случае постановки судна на мель или другого
какого-либо несчастия, бывшего следствием ошибки или незнания штурмана.
Эта серьезная часть морского дела всецело лежала на штурманах, особенно
в старое время, когда флотские офицеры гнушались "подлым", недворянским,
цифирным делом (недаром и штурманов презрительно звали "цифирниками"), и
большая часть капитанов плохо или даже совсем не знала штурманской части,
ограничиваясь управлением судов и военным обучением команд. Без хорошего
штурмана многие капитаны в старину не могли бы плавать, и по этому поводу
прежде ходило немало анекдотов среди моряков.
Приниженное положение штурманов не ограничивалось их служебной
карьерой. И вне службы штурман, как человек не "белой кости", был, так
сказать, "отверженцем". Он не был принят в привилегированной касте флотских.
Его чуждались. Ни один из моряков не подумал бы выдать дочь за штурманского
офицера. Начальство третировало штурмана с презрительной грубостью;
сослуживцы - с небрежным превосходством. Штурман считался человеком "низшей
расы", "бурбоном". Над ним издевались. В старину про штурманов даже была
сложена песенка, начинавшаяся словами:

Штурман! дальше от комода!
Штурман! чашку разобьешь!

Под влиянием такого отношения сложились типичные черты штурмана старого
времени. Это был обыкновенно молчаливый, загнанный человек, зачастую
выпивавший, с грубыми манерами, вечный труженик, педантичный морской
служака, молча и, по-видимому, без ропота тянувший лямку и переносивший
грубости капитанов старого закала, но в глубине души оскорбленный и нередко
ожесточенный, питавший глухую и непримиримую вражду ко всем флотским, только
потому, что они флотские.
Веяния шестидесятых годов не прошли бесследно и для замкнутого морского
мирка с его кастовыми предрассудками. Многое изменилось в нем под влиянием
новых идей, охвативших общество и правительство. Обращение с матросом,
отличавшееся особенной суровостью, доходившею до зверства, смягчилось.
Изменились, конечно, и прежние безобразные отношения между "патрициями" и
"плебеями" морской службы. Никто не осмелился бы запеть: "Штурман! дальше от
комода!.." Но вкоренившиеся в сознание людей кастовые предрассудки не могли
исчезнуть сразу, и в самых, по-видимому, любезных и равноправных отношениях
моряков к штурманам все-таки невольно проглядывало старое, годами
унаследованное сознание своего привилегированного положения, что,
разумеется, чувствовалось штурманами и не охлаждало традиционной вражды, тем
более что и служебное положение штурманов не изменилось.
Реформы не коснулись этих "униженных и оскорбленных" тружеников морской
службы.
- Всех нынче освобождают, только штурманов, видно, не хотят! Да и не
стоит. Разве штурман в глазах многих человек?! Штурман - терпеливое и
безропотное животное... Кто поднимет за него голос?
Так изредка говаривал с ядовитой, насмешливой иронией Никандр