"Константин Михайлович Станюкович. "Бесшабашный"" - читать интересную книгу автора

которую, к сожалению, никто не покушается... И хотели бы обойтись без
совести, да не умеют. Никому их совесть не нужна-с... Вы, конечно, изволите
знать историю? - неожиданно спросил Щетинников.
- Изволю.
- В таком случае вам должно быть небезызвестно, что от древнейших
времен и до наших дней так называемые бессовестные люди всегда имели успех и
даже иногда удостоивались памятников от благодарного потомства, как,
например, Наполеон Первый. Я на памятник не рассчитываю, нет-с, но
рассчитываю на отличную квартиру, на роскошь, на богатство, на положение -
словом, на то, что мне нравится, не заботясь о совести, которой не имею
чести знать... Ха-ха-ха! Вас, я вижу, удивляют мои положения?
- Не стесняйтесь... продолжайте, продолжайте...
- Я и не стесняюсь, предоставляя вам удивляться на доброе здоровье... Я
человек без глупых предрассудков...
- Как же, вижу, совсем без предрассудков...
- И - заметьте - имею доблесть самостоятельного мнения.
Са-мо-сто-ятель-ного! - продолжал он, начиная слегка заплетать языком... -
Все эти прежние идеалы отжили свой век... Довольно-с! А то - чем пугают
людей: совесть!.. И наконец, самая эта совесть бывает различная. Одного она
беспокоит именно за то, за что другой считает себя сосудом добродетели, как
изображают эти сосуды в детских книжках... Наполеона Третьего, я полагаю,
мучила бы совесть, даже допуская ее, если бы не удалась декабрьская резня, а
Проходимцева, например, - если бы он прозевал случай нажить честно и
благородно свои миллионы... У животных нет совести, и они - ничего, живут
себе, не чувствуя в ней потребности. Этот фетиш поистаскался и перестает,
слава богу, пугать даже и не особенно мудрящих людей. И gros publique* умней
стала. А то, прежде, крикнет какой-нибудь любимый писатель: "Берегись,
совесть!" - публика и ошалеет и остановится в нерешительности, словно перед
городовым, готовым схватить за шиворот.
______________
* широкая публика (фр.).

- А теперь? - подал я реплику.
- А теперь хоть горло надорвите, господа проповедники и хранители
священного знамени... Ваша песенка спета... Теперь иные песни поют старики
поумнее и молодые писатели с новыми взглядами и с новыми задачами... Еще
неумело, но тон взят верный... А моралистов слушать не желают... Довольно!..
Если же и прочтут, то... пожмут плечами и... усмехнутся... Вот хоть бы сам
граф Лев Толстой... Его сиятельство дописался до чертиков со своей правдой и
совестью, а в последнее время даже нелепые вещи пишет... Пусть забавляется
его сиятельство на разных диалектах... Его философия нас не переделает-с. Мы
жить хотим, а не резонерствовать без толку и философствовать на тему: что
было бы, если б ничего не было? Да-с. Жить хотим в свое удовольствие и не по
стариковской указке, а по своей! - воскликнул не без некоторого раздражения
Щетинников, словно что-то все-таки ему мешало жить, несмотря на его
бесстыдство, по своей указке.
Я молча взглядывал на это раскрасневшееся, красивое и наглое лицо,
несомненно неглупое и энергичное; на эту статную, видную, уже выхоленную
фигуру, дышавшую самоуверенностью и смелостью молодого, полного сил,
наглеца, чувствующего под собою крепкую почву, и невольно вспомнил об его