"Константин Михайлович Станюкович. Добрый ("Морские рассказы")" - читать интересную книгу автора

бунтовать...
- И ты в Батавии был?
- Годов десять тому назад, ваше благородие. На клипере, на "Бойце", в
дальнюю ходил... Капитаном у нас был Евген Иваныч Двинский... Может,
слышали?
Я слышал, что Евгений Иванович Двинский, молодой адмирал, давно
занимавший береговое место, был мягкий и очень добрый человек.
- И с таким добрым капитаном вы дошли до отчаянности? - воскликнул я.
- Что и говорить... Уж на что был добер! Не то чтобы наказать линьками
или ударить, ругательного слова никому не сказал... Одно слово - вроде быдто
андела был, ваше благородие!
- Так почему же вы хотели бунтовать?
- А потому, что ни с одним, самым что ни на есть злым, командиром не
жили мы, как арестанты, с анделом Евген Иванычем. Не вызволи нас тогда один
матросик, многим бы пришлось пройти скрозь строй... Небось изволили слышать,
какие были наши права при императоре Николае Павловиче, да ежели еще за
быдто как за бунт, за то, что дошли до отчаянности и хотели просить
отдышки... Небось на "Кречете" никто не подумает бунтовать! - прибавил
Шняков.
Нечего и говорить, как я был изумлен в эту ночную вахту в Батавии.
- Расскажи, голубчик, про все... все... Это что-то непонятное...
Порядочный и добрый командир и... вдруг... Да как же это могло случиться? -
спрашивал я, взволнованный и недоумевающий.
- Что ж... Извольте слушать... Я вам обскажу про доброго командира,
ваше благородие. Всяких видал, но только другого, как Двинский, не видал.
Разве на сухой пути доведется услышать про такого андела! - проговорил,
усмехнувшись, Шняков и прибавил: - Сбегать на бак... Выкурю трубчонку и
обернусь.
- Только, пожалуйста, поскорей, Шняков.
- Живо накурюсь, ваше благородие.
Через минуты две, которые показались мне бесконечными, Шняков вернулся
на шканцы той быстрой походкой, какой обыкновенно ходят матросы на судах,
прислонился к борту, взглянул на падающую звезду и среди тишины чудной ночи
пониженным приятным голосом заговорил.


III

- Вот вы дивитесь, ваше благородие. А мы на "Бойце" спервоначалу вовсе
в ошаление пришли, словно тебя ежели да нежданно огорошили по башке
марса-фалом! Да как же это, господи? Евген Иваныч Двинский, командир, мол,
добрый и жалостливый, сам по своим правам на вверенном ему судне вроде как
царь, и у его на клипере с людьми зверствовали и до того начали вгонять в
тоску, что и не обсказать... Небось ошалеешь и потом захочешь войти в
понятие насчет такой обидной нашей тоски, ежели на баке с людей стали
снимать шкуры... И вскорости поняли, ваше благородие, какая капитанская
доброта...
- Какая?
- Никчемная, прямо сказать, здряная! - убежденно и взволнованно
промолвил матрос, слегка поднимая голос.