"Константин Станюкович. Грозный адмирал" - читать интересную книгу автора

редких случаях, удостоивал ими жену.
Зато сам адмирал иногда говорил краткие, отрывистые монологи, ни к
кому собственно не обращаясь, но, очевидно, говоря для общего сведения и
руководства. Такие монологи разнообразили обед, когда адмирал бывал не в
духе. Все в доме звали их "бенефисами".
Такой "бенефис" был дан и сегодня. Туча, не разразившаяся грозой,
разразилась дождем сердитых и язвительных сентенций.
Как только адмирал скушал, со своей обычной быстротой, второе блюдо и
запил его стаканом имбирного пива, выписываемого им из Англии, он кинул
быстрый взгляд на своих подданных, поспешно уплетавших рыбу, с опасностью,
ради адмирала, подавиться костями, - и вдруг заговорил, продолжая вслух
выражать то, что бродило у него в голове, и не особенно заботясь о красоте
и отделке своих импровизаций:
- Мальчишка какой-нибудь... офицеришка... Шиш в кармане, а кричит:
"Человек, шампанского!" Вместо службы, как следует порядочному офицеру, на
лихачах... "Пошел! Рубль на чай!" Подлец эдакой! По трактирам да по
театрам... Папироски, вино, карты, бильярды... По уши в долгу... А кто
будет платить за такого негодяя? Никто не заплатит! Разве какая-нибудь
дура мать! Такому негодяю место в тюрьме, коль скоро честь потерял... Да!
В тюрьме! - энергично подчеркнул адмирал, возвышая свой и без того громкий
голос, точно кто-нибудь осмеливался выражать сомнение. - А поди ты...
Пришел этот брандахлыст в трактир, гроша нет, а он: "Шампанского!" - снова
повторил адмирал, передразнивая голос этого воображаемого "негодяя", без
гроша в кармане требующего, по мнению адмирала, шампанского.
Все отлично понимали, что грозный адмирал главным образом имел в виду
отсутствующего беспутного Леонида. Но и Николай, добродушный и веселый
поручик, не без некоторого права мог наматывать на свои шелковистые темные
усы адмиральскую речь, ибо тоже был повинен и в лихачах, и в ресторанах, и
в долгах, хотя и не походил, разумеется, в полной мере на того
"брандахлыста", которого рисовала фантазия грозного адмирала.
И Николай, как и все сидевшие за столом, слушал грозного адмирала,
опустивши глаза в тарелку и со страхом думая: как бы отец не проведал об
его долгах и не лишил сорока рублей, которые давал ежемесячно. Сережа
слушал без особенного внимания, занятый думами о речи, которую он, по
примеру маркиза Позы, скажет адмиралу после обеда. Эти думы, однако, не
помешали ему переглянуться с сестрой Анной взглядом, говорящим, что
"бенефис" к нему не относится.
Гриша не опустил очей своих долу. Напротив, он впился в адмирала
своими большими и красивыми голубыми глазами и весь почтительно замер,
боясь, казалось, пропустить одно слово и внимая, как очарованный. И его
нежное румяное лицо женственной красоты светилось выражением безмолвного
одобрения доброго, преданного сына, сознающего, что он чист, как горлица,
и что отцовские угрозы его не касаются.
Но напрасно он тщился обратить на себя внимание адмирала. Ветлугин не
видал его, а смотрел через головы, куда-то в угол столовой, и, после
небольшой паузы, снова заговорил:
- ...В тысяча семьсот девяносто шестом году, когда меня с братом
Гавриилом привезли в морской корпус, покойный батюшка дал нашему дядьке
пять рублей ассигнациями для нас... И с тех пор ничего не давал... Я
офицером на свое жалованье жил... Каждая копейка в счету... И никогда не