"Фредерик Дар. И заплакал палач..." - читать интересную книгу автора

только один недостаток: пристрастие к особо жирным блюдам.
Приложив ладонь к своей пухлой щеке, она дала мне понять, что раненая
все еще спала. Муж, наверное, посвятил хозяйку в подробности ночного
происшествия, и она буквально сгорала от любопытства.
Я вышел из дома. В то утро море было такого зеленого цвета, что даже
чем-то напоминало Адриатическое. Натура художника в конце концов взяла во
мне верх. Я спустился на пляж и укрепил треногу у самого моря, там, где
мокрый песок, но куда не достает вода.
Но рисовать я хотел не море, а живописные строения, пестрой гирляндой
окаймлявшие все побережье.
В конце концов еще есть время установить личность моей жертвы. Прежде
всего надо было получить заключение врача. После обеда поеду в Барселону во
французское консульство. Там мне скажут, что делать. Установление личности
не потребует долгих хлопот. У нее наверняка были документы, по которым она
въезжала в Испанию. Где-то ведь она должна была остановиться... Наверняка с
ней вместе кто-то приехал, они заявят о ее исчезновении.
Не из-за чего терзаться сверх меры... Главное, что на моей совести не
будет ничьей смерти.
Я начал рисовать. А когда я рисую, в мире для меня остается только
палитра с красками, да еще то, что я создаю в двух измерениях...
Я сразу же увлекся. Удачная мысль - приехать в Кастельдефельс!
Пусть здесь и жарит солнце, и море плещется, пусть из проигрывателей на
пляже несутся разные фламенко и фадо*, пусть буйствуют яркие краски, но
перед моими глазами возникала грустная Испания. В маленьких домиках наверху,
над пляжем мне чудилось что-то отчаянно печальное. И купальщики-то были
совсем невеселые. В конце концов, может, они и задавали тон всему пейзажу? В
старомодных длинных купальниках, безвкусно одетые... Серьезные даже в улыбке
лица... Беспокойные, замкнутые... И питаются плохо...
______________
* Старинные испанские мелодии

Я писал картину, как спортсмен, последним рывком выходящий за финишную
прямую. Сердце отчаянно билось, меня всего трясло, как в лихорадке. Было
хорошо и в то же время трудно. Я весь дрожал, смешивая краски из разных
тюбиков, добиваясь желанного идеально голубого цвета. Грустной испанской
голубизны. Ярко-голубого, банально-голубого, в противовес другим голубым
тонам не несущим покой. Иногда возле меня останавливались отдыхающие и
тихонько смотрели, как я работаю. Мне эти любопытные взгляды давно уже не
мешают. Я не испытываю ни малейшего неудобства от того, что за мной
наблюдают, потому что с давних пор привык отключаться от всего, что не
составляет предмет моего искусства. Вся моя жизнь в эти бурные мгновения
заключается в квадратике холста - источнике наслаждения. Этот квадратик -
мое собственное царство, и властвую я там безраздельно.
И все-таки в тот день какая-то особенно настойчивая тень позади меня в
конце концов привлекла мое внимание. Сделав очередной великолепный мазок, я
обернулся. Это была она. Девушка стояла тут, босиком, непричесанная, в
разорванной блузке и с перевязанной рукой и коленом.
Я невольно опустил палитру.
- Вы! Но как...
Она еще была бледна. Кода оставалась такой же гладкой, но цвет ее