"Фредерик Дар. Хлеб могильщиков" - читать интересную книгу автора

сияющая, изменившаяся. Я взял ее вещи и поцеловал. Мы не находили слов от
радости. Ярко блестело солнце, и воздух был так чист, так легко дышалось.
Наша квартира состояла из комнаты, небольшой кухоньки и ванной. Все
окрашено в соломенно-желтый цвет. С современной мебелью. В комнате были
большие окна. Это резко контрастировало с той крысиной норой, где Жермена
прожила так долго...
- Тебе нравится?
- Это великолепно, сказочно, дорогой!
Она нахмурила брови.
- Скажи мне, это, должно быть, безумно дорого?
- Это мои заботы!
- Ну уж нет... Я же знаю, что ты не богат. Подожди-ка...
Она открыла свой чемодан и вытащила оттуда небольшую коробку от
бисквитов, закрытую пластмассовой крышкой.
- Держи.
- Что это?
- Посмотри.
Я открыл коробку. Она была полна золотых луидоров. Там их было столько,
что даже не верилось.
- Это кубышка Кастэна, - объяснила Жермена. - Я ее нашла в погребе при
уборке.
Она посерьезнела.
- Тогда я поняла окончательно, что он умер.
- Почему?
- Он любил золото и никогда бы не бросил такую кучу денег. Знаешь,
сколько их там?
- Нет.
- Пятьсот сорок. Это сколько будет?
Я быстренько прикинул.
- Около двух миллионов.
- Так мы богаты!
- Ты так считаешь?
- Конечно же. Даже если он и вернется, он не может подать на меня в
суд: кража у супруга не считается кражей.
Я подумал о Тюилье. Я осыпал его упреками. От моего презрения он умер,
а я оказался таким же, как он. Меня будет содержать женщина. Мне захотелось
отказаться от этого клада, но он принес нам достаток, в котором так
нуждалась наша любовь.

* * *

Надо признать, что это был один из лучших периодов моей жизни. Я
открывал Жермене Париж. Я одел ее так, как давно мечтал. Она стала
элегантной женщиной. Я водил ее в лучшие парикмахерские Елисейских полей, в
большие рестораны, театры, на бега. Мы взяли напрокат небольшой автомобиль и
объезжали окрестности - Версаль, Рамбуйе, Монфор-ля-Мори, Фонтенбло.
Это было как сказочное свадебное путешествие.
Какое счастье для мужчины полностью посвятить себя любимой женщине. Она
стала единственным моим занятием, моей единственной заботой.
Полностью отдавшись новой жизни, я больше не думал о своем поступке.