"Фредерик Дар. Хлеб могильщиков" - читать интересную книгу автора

сказать друг другу. Я ушел. Но, когда я проходил по вестибюлю, то услышал
ужасный шум из его комнаты. Появилась та дама, что открывала мне дверь. Она
прислушалась.
- У него опять припадок, - вздохнула она, - они у него все чаще и чаще.
Я советовала ему сходить к врачу, но он сказал, что я лгунья, и послал меня
подальше. Ну а потом он ничего не помнит...
Женщина ушла к себе, пожав плечами.
Я же, прыгая через ступеньки, взлетел по лестнице и застыл в дверях. По
правде говоря, зрелище было малоприятным.
Морис изогнулся на полу, дергаясь, как одержимый. Его глаза закатились.
На губах появилась пена. Он царапал пол скрюченными пальцами, не издавая ни
звука.
Однако я не чувствовал никакой жалости.
"И этого типа она любит!" - подумал я.
Я перешагнул через Мориса и подошел к столику с фотопринадлежностями. У
меня родилась коварная мысль. На мраморной столешнице перед ванночками с
химикалиями лежал фотоаппарат "Роллейфлекс" со вспышкой. Через окуляр я
посмотрел, есть ли пленка. При нажатии на кнопку спуска в окошечке зажглась
цифра "4".
Я установил выдержку, включил батарейку вспышки и трижды заснял парня в
конвульсиях.
Если он обзывал свою домохозяйку лгуньей, когда она говорила о его
припадках, то он получит хорошее доказательство ее искренности.
Я положил аппарат на столик. Тюилье стало получше. Он уже не дергал
ногами и молча лежал на полу. Слюна застыла в уголках его губ. Из носа
текло, лицо было запачкано пылью.
Я тронул его носком ботинка:
- Ну что, Дон Жуан, как дела?
Я чувствовал себя жестоким. Он невидяще взглянул на меня. Я обошел его,
как кучу вонючего мусора, и пошел вдохнуть сладковатый воздух провинции.
Честное слово, я в нем здорово нуждался!

* * *

Чтобы придать своему отсутствию более правдоподобный вид, я не мог
вернуться к Кастэнам раньше намеченного времени. Я проболтался в Пон-де-Лэре
весь день, пообедал в сельской харчевне на берегу канала, читал газеты,
которые меня совсем не интересовали. Жермена возложила на меня грязную
работенку, и я на нее был в обиде. Меня забавляла мысль о том, какую рожу
скорчит Тюилье, когда проявит свои фотографии. Увидев их, он не поверит
своим глазам. Это будет хорошей встряской для него. Меня удивляла
собственная жестокость, ведь я был добрым парнем.
Но из-за Жермены я закусил удила: я не мог допустить ее связи с
Морисом.
Этот пустой день казался мне бесконечным, и я был по-настоящему
счастлив вернуться в свою обитель. Привокзальная гостиница показалась мне
тихой пристанью. У меня больше не было желания бросить все: ситуация
становилась пикантной.

4