"Фредерик Дар. Человек с улицы" - читать интересную книгу автора

лифта усилила этот звук, а затем вновь воцарилась та мягкая, респектабельная
тишина богатых домов, где словно бы все заботливо укутано в вату.
Дверь в квартиру Массэ оставалась по-прежнему широко распахнутой. На
блестящей медной табличке было написано: "Жан-Пьер Массэ, архитектор".
Поколебавшись, я вошел внутрь. Вряд ли горничная оставила бы открытой
совершенно пустую квартиру. Хозяйка, сообщила она, скоро будет. А я питал
слабую надежду, что мне не придется сообщать дурную весть вдове моей жертвы.
Пол широкого холла был устлан синим ковром, а на стене висела
трехметровая картина Бернара Бюффе. Напротив входной двери - двустворчатая
дверь в гостиную, а слева - другая двустворчатая дверь, за которой находился
рабочий кабинет архитектора. Там виднелись стол с рейсшиной, рулоны кальки,
копировальная машина.
В квартире витал тонкий аромат духов. В богатых парижских домах всегда
хорошо пахнет, потому что за парижанками следует шлейф из духов,
одновременно бесстыдный и наивный, но всегда притягательный.
- Хелло! - проговорил я. - Пожалуйста! Есть здесь кто-нибудь?
Полная тишина. Я вошел в гостиную - огромную комнату, обставленную
диванами и мягкими креслами. За стеклами шкафов разместилась целая коллекция
маленьких флакончиков чеканной работы. Флаконы для ароматических солей,
флаконы для духов с серебряными крышечками, хрустальные флаконы, золотые
флаконы, инкрустированные драгоценными камнями... Ничего подобного раньше
мне не приходилось видеть. Утонченно и необычайно прелестно. Бурное, как
шампанское, прошлое, оттененное кружевами.
На столиках и тумбочках тонкой английской работы стояли великолепные
хрупкие украшения: статуэтки из алебастра и порфира, саксонский фарфор,
часики эпохи Людовика XV - настоящий музей!
Мне было крайне неловко находиться одному в такой дорогой квартире, у
незнакомых людей, к которым я явился, чтобы сообщить о случившемся
несчастье.
Я подошел к круглому окну, выходившему на Булонский лес. Сквозь деревья
с облетевшими листьями мерцали огни парка, окруженные маревом тумана. Этот
уголок парка был похож на одну голландскую картину; я видел ее когда-то в
амстердамском музее, на ней была изображена сцена из Апокалипсиса. Картина
была мрачной, при виде ее у вас сжималось горло. Я взглянул вниз, на
лежавший подо мной бульвар. Там стояли редкие машины. Ворча, проехал почти
пустой автобус. По противоположному тротуару, вдоль решетки, окаймлявшей
лес, удалялись две женщины, тащившие за собой чемоданы. Сверху они казались
крохотными и хрупкими. Из-за тяжелых чемоданов они то и дело спотыкались.
Кто была девушка в леопардовом манто? Родственница Жан-Пьера Массэ?
Но если она собралась в путешествие, значит, ничего не знала о
происшедшей трагедии. Я поступил как идиот, не остановив ее и не сообщив о
случившемся.
Одиночество давило на меня, становилось невыносимым. Я снова позвал, но
гораздо громче, чем в первый раз:
- Пожалуйста, есть здесь кто-нибудь?
Надо полагать, мой американский акцент, когда я кричал: "Кто-нибудь!" -
звучал весьма уморительно.
Ответ, который я получил на свой вопрос, оказался совершенно
неожиданным: внезапно раздался телефонный звонок. Будто и в самом деле,
услышав меня, кто-то откликнулся. Распахнутые на лестничную клетку двери