"Сан-Антонио. Голосуйте за Берюрье!" - читать интересную книгу автора

Поскольку я нуждался в отдыхе, мы позволили себя уговорить. И вот
уже в течение двух недель мы уплетаем коровьих детей утром, в обед и
вечером. Удивительно нетерпеливы местные жители. Они не ждут, пока
телята станут быками. Они поедают свои доходы, так сказать, на корню.
По части спокойствия жаловаться не приходится. Если не считать
отставного унтер-офицера жандармерии, который храпит в соседней
комнате, здесь не слышно никакого шума. Иногда мне кажется, что меня
маринуют в доме отдыха с непроницаемыми стенами. Ко всему прочему,
погода стоит плохая. Поначалу, однако, мы были оптимистами, поскольку
человечек под зонтиком на нашем барометре предусмотрительно оставался
в своем укрытии. И, наоборот, дама с зонтиком от солнца, предвещающая
хорошую погоду, красовалась на авансцене. Наш барометр никогда еще не
ошибался, никогда. Ведь он был швейцарским, поэтому мы ему верили. Но,
возможно, он принял французское подданство, ибо обитал в нашем
особняке в Сен-Клу? Как бы там ни было, но завлекающая улыбка девицы с
зонтиком подстрекнула нас к отъезду. Я схватил Фелицию за руку, затем
другой рукой подхватил наш большой чемодан, и мы неожиданно укатили,
минуя вокзал, на моем автомобиле.
Вот так мы и прибыли в Верхнее Сен-Тюрлюрю. Бессмысленно искать на
карте Нижнее Сен-Тюрлюрю: его больше нет. Поскольку оно было вытянуто
в длину, на его месте построили национальную автомагистраль, и все,
что от него осталось, так это писсуар, который нижние сентюрлюрюнцы,
эмигрировавшие в Верхнее Сен-Тюрлюрю, благоговейно перекрашивают
каждый год к 14 июля и возлагают к нему венок. В то же время Верхнее
Сен-Тюрлюрю стал процветающим городишком. В нем имеется дополнительное
почтовое отделение, которое одновременно является хлебным и газетным
складом, а также бакалейно-табачной лавкой высшего разряда. Лавка в
свою очередь разделена на две части, слева от двери располагается кафе
с продажей табачных изделий и, представьте себе, со столиками для
домино и стендом для метания дротиков (тот же Лас-Вегас, но чуть
поменьше); справа - бакалея ателье высшего разряда. Там продаются
крупномолотая соль, горчица, дамские платья, дурацкие полусферические
шляпки (действительно, дурацкие), кофты с кружевами на груди, нижнее
белье ручной работы, вызывающее похоть, и такие плутовские трусики,
что Поль-Эмиль Виктор купил бы три дюжины пар, готовясь к очередной
экспедиции в Арктику. На упомянутом магазине две вывески: слева -
"Местная дырка", справа - "Парижское изящество". Короче, в этом краю
не соскучишься. Мы с мамой убиваем время, играя в рами. Иногда к нам
присоединяются жильцы гостиницы, ибо в ней проживают избранные. Сюда
приезжают отдыхать достойные люди. Среди них: бывший налоговый
инспектор с супругой; бывший унтер-офицер жандармерии - храпун, о
котором я уже упоминал; девица восьмидесяти четырех лет, которая
играет по воскресеньям в церкви на фисгармонии, и чета
пятидесятилетних голубков, любимцев компании (после меня), которые
являются англичанами и не скрывают этого.
- Ты скучаешь, сынок? - заботливо спрашивает меня Фелиция.
Потрясающий факт: вот уже полчаса как сияет солнце, и все обитатели
гостиницы высыпали на террасу, кроме двух англичан, недовольных тем,
что прекратился дождь.
- А ты нет? - отвечаю я вопросом на вопрос.