"Октавиан Стампас. Цитадель ("Тамплиеры" #3) " - читать интересную книгу автора

необходимо было вонзить кинжал. Что произойдет вслед за этим, обычного
фидаина интересовало не слишком. Ибо страхом смерти душа его смущена не
была ни в малейшей степени. Более того, очень часто она была даже очарована
возможностью смерти. Исмаил был устроен совершенно иначе. Он заботился не
только о том, как выполнить приказ, но и о том, каким образом избегнуть
полагающегося за это наказания. Как ни странно, против всех ассасинских
правил и традиций, он видел большое удовольствие в том, чтобы как можно
дольше оставаться в живых. Конечно в этой своей особенности он не
признавался, ему было стыдно. Он понимал, за что на него косятся, но
переделать себя не мог. Не кончать же жизнь самоубийством для сохранения
доброго имени? Тем более, что он не был уверен, что в случае такой гибели
ему достанется место в раю.
Исмаил был счастлив принадлежать к всесильному братству, над которым
простиралась, по словам имама, высочайшая благодать Создателя. Ему и его
братьям-ассасинам надлежало хотя бы остриями кинжалов вразумить
ворочающийся в нечистоте и лжи мир, и подтолкнуть его на путь истины и
очищения. То, что ни одна вражеская армия не смогла даже приблизиться к
стенам замка Алейк, было убедительным доказательством, что дело "красных
поясов" воистину угодно Аллаху и находится под его покровительством. Горят
города, истребляются народы, мельчают династии, богатства накапливаются и
расточаются, и только в замке Алейк из года в год один порядок, одна
истина, один имам. Разве не показывает это, что Аллах не на стороне
абассидов, отцов и чад погибели, что он неизменно споспешествует истинным
последователям Пророка, почитателям имама Али.
И только одна легкая тень лежала на сияющем, как утреннее солнце,
образе ордена. Смутная, ползущая из трудно определимого прошлого, история о
совершенном некогда прегрешении, о необоснованном злоупотреблении мирской
властью. Речь шла о том, что некоторое время назад Старец Горы не называл
себя имамом, но только лишь его наместником. То ли по наущению каких-то
священных видений, то ли по какой-то скрытой от профанов и непосвященных
причине, предшественник Синана самолично превозвысил собственное место
перед вечностью. Разговоры и пересуды на эту тему всячески, до самой
чрезвычайной строгости пресекались Синаном. Какая-то последняя, самая
неуловимая искорка сомнения брезжила в воздухе замка. Исмаил, разумеется,
знал эту историю, но, в отличие от многих других, не придавал ей особенного
значения. Его лояльность была столь основательна, что без труда выдерживала
испытание подобным сомнением. Однажды в беседе, носившей весьма
доверительный характер, Синан поинтересовался его мнением на этот счет.
Исмаил сказал правду, то есть уверил Старца Горы, что его преданность ему
не зависит от того, кем тот сочтет нужным себя называть, самим ли имамом,
или всего лишь его наместником. Правителю Алейка ответ его искуснейшего
фидаина, кажется, не понравился, что-то он разглядел опасное на дне его
серых глаз. Беседа продолжилась, как ни в чем не бывало, но их отношения
навсегда утратили элемент сердечности.

ГЛАВА ПЯТАЯ
ХИЖИНА (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

- Теперь я понял, старик, теперь после всего я понял, что его рай был
подставным, его рай был обманом, насмешкой и надо мной, и над всеми