"Иван Фотиевич Стаднюк. Человек не сдается " - читать интересную книгу автора

неожиданном появлении фашиста Семен напрягся, подбросил автомат и нажал на
спуск. Но автомат не стрелял. Либкин забыл, что вначале нужно оттянуть
рукоятку затвора. А фашистский майор, увидев направленное на него оружие,
побледнел и, ступив шаг назад, вдруг метнулся в кабину экипажа, захлопнув за
собой дверь. Либкин в свою очередь кинулся искать выходной люк из
самолета...
Превозмогая режущую боль в ноге, Петр Маринин все дальше убегал от
дороги. В лицо били ядреные колосья не то ржи, не то пшеницы.
...Дорога осталась далеко позади. Там еще трещали выстрелы. Над полем
прошуршало несколько снарядов, и тяжелые взрывы ухнули где-то далеко.
Вокруг - ни души. Красноармейцы, устремившиеся вправо и влево от
дороги, рассеялись, разбрелись по ночному полю.
Рана не давала покоя. Маринин шел медленно, заметно хромая. В сапоге
хлюпало. Нужно было перевязать рану. Но он продолжал идти подальше от
дороги. Да и перевязывать было нечем.
И все думал... Вчера, до боя у деревни Боровая, казалось, что самое
трудное - позади, что дивизия скоро достигнет Дзержинска, займет оборону,
подойдут с востока новые силы, и тогда не пройти фашистам. А сейчас? Что же
случилось? Гитлеровцы прорвались к Минску. Далеко ли еще удастся им
продвинуться? Ведь не может же быть, чтоб они победили! Не может, хотя бы
потому, что он, Петр Маринин, парень из крестьянской семьи, ставший вместе с
миллионами других простых людей хозяином в своей стране, не мыслит для себя
иной жизни, чем та, которой он жил. И вдруг:
"Где партбилет?!" - эта мысль ударила, словно током, обожгла, заставила
остановиться, Петр судорожно схватился за грудь, где висели клочья
гимнастерки.
Правый наружный карман болтался на уголке. Удостоверение личности
исчезло. Потрогал левую сторону груди и, счастливый, тихо засмеялся.
Потайной карман, пришитый к гимнастерке изнутри (по курсантской привычке),
цел. А в нем прощупывалась жесткая книжечка... Под гимнастеркой и широким
командирским ремнем плотно облегало тело знамя... Вроде темнота раздвинулась
вокруг и боль раны притихла. Кажется, и земля под ногами стала тверже.
Сердце забилось ровно и спокойно. Ощутил в руке автомат, а в мускулах
силу...
Но что делать ему сейчас? Переодеться? Где-нибудь в деревне выбросить
свою военную форму?
Вспомнилось, как совсем недавно, 30 мая, он впервые надел ее и стал
офицером. Два года в военном училище от рассвета дотемна учился в классах, в
поле, на стрельбище, в лагере. Очень тяжело было. Но он твердо решил
посвятить себя армии. И после того как сбылась его мечта, как стал он
командиром - воспитателем защитников Родины, - снять с себя военную форму,
лишить себя высокого звания, уронить честь? Ни за что! Ну, а как же? Ранен
ведь. Вспомнил, как надевал парадное обмундирование, когда собирался
встречать Любу... Люба... Где она? Что думает о своем Петре?.. Петр не знал,
что ему делать. Нужно дождаться утра, осмотреться.
Рана ныла все сильнее. Боль наконец взяла верх, и Маринин, подмяв
стебли пшеницы, сел на землю. Стрельба на дороге прекратилась. Колонна,
видимо, ушла, так как воцарилась тишина, нарушаемая только шуршанием
колосьев и порывами ветра. Темнота сгущалась, небо заволакивалось тучами.
Надвигалась гроза. [119]