"Иван Фотиевич Стаднюк. Меч над Москвой (про войну)" - читать интересную книгу автора

"Красное Сормово". На другом конце провода был нарком танковой
промышленности Малышев.
Тем временем Молотов перечитывал копию личного послания Сталина
премьер-министру Великобритании Черчиллю, которое 18 июля было передано в
посольство Советского Союза в Лондоне. В этом документе - ответе на два
июльских письма Черчилля - Сталин, сообщив о трудном положении советских
войск, подвергшихся внезапному нападению Германии, высказал пожелание о
скорейшем открытии Великобританией второго фронта против Гитлера. Сейчас
Кремль с напряженным нетерпением ждал ответа из Лондона, и Молотов, строя
догадки о содержании ожидавшегося ответа, мысленно прокладывал новые
направления усилий советской дипломатии.
А наркома авиационной промышленности Шахурина одолевал сон. Последние
несколько суток Алексей Иванович почти не спал, снуя, как ткацкий челнок,
между своим наркоматом, конструкторскими бюро и авиационными заводами:
везде требовались его глаз, вмешательство, помощь. Перед Шахуриным
высилась кипа секретных документов; сверху - бумага со сводными данными о
построенный за неделю авиамоторах и самолетах. Он силился вникнуть мыслью
в некоторые цифры, но машинописный текст на листе бумаги расплывался перед
слипавшимися глазами, а голова клонилась к столу... Тогда он откинулся на
спинку стула и стал вслушиваться в разговор Сталина с Малышевым.
Мембрана в трубке телефонного аппарата высокой частоты, которую держал у
уха Сталин, резонировала, и из нее изредка вырывались всплески знакомого
Шахурину голоса. А может, голос Малышева сам по себе воскресал в его
затуманенной дремой памяти? Скорее, что так, ибо Шахурин, смежив веки,
будто увидел Малышева рядом с собой, но почему-то уже в зале заседаний
Совнаркома Малышев придвигал к нему блокнот с какими-то записями и вытирал
платком свой большой лоб с глубокими залысинами, ероша при этом густые
брови над крупными, светившимися глубоким умом глазами. Они были спокойны,
улыбчивы и придавали его интеллигентному лицу безмятежность. И будто
услышал Шахурин слова, сказанные ему Малышевым давно - еще до войны:
"Алексей Иванович, нам еще далеко до сорока лет, а мы с тобой будто
старики, кроме своих наркоматов и заводов, ничего не знаем... Давай хоть
соберемся с женами да выпьем по-христиански, песни споем..."
И вдруг полилась песня, зазвенел, заиграл высокий мужской голос. Шахурин
понял, что это поет Сталин; ведь он от кого-то слышал, что у Сталина
красивый, высокий голос, совсем не похожий на тот, которым он
разговаривает...
Алексей Иванович проснулся от легкого толчка в бок. Вскинув голову, открыл
глаза и увидел устремленный на него смеющийся взгляд Молотова.
- Будете после войны писать мемуары, - шепотом сказал ему Молотов, - не
забудьте рассказать, как спали в кабинете Верховного Командующего... Этого
еще никому не удавалось...
Шахурин, окончательно сбросив дрему, со смущением ответил:
- Три ночи не спал... Гоним новый самолет... - И осекся, увидев, что
Сталин повернул к ним голову и в глазах его сверкнула строгость.
Только сейчас до Шахурина стал доходить смысл телефонного разговора
Сталина с Малышевым.
- Да-да!.. Мы вам доверили, товарищ Малышев, организацию новых центров
танковой промышленности, - говорил Сталин с заметным грузинским акцентом.
- И ЦК надеется, что сейчас, когда часть нашей броневой базы находится под