"Иван Фотиевич Стаднюк. Война (книга 3)" - читать интересную книгу автора

центральные газеты опубликовали сообщение о том, что решением
правительства он назначен начальником Генерального штаба Красной Армии.
Сороковые годы - исторически сложившаяся пора, в которой наши люди
чувствовали себя взрослее прожитых ими лет; их опыт и деловые качества
были в прямой зависимости от пройденных дорог, преодоленных препятствий и
накопленных знаний. В год начала войны Жукову было сорок пять, а Тимошенко
- сорок шесть лет! Мера же их ответственности за судьбу государства
требовала масштабности даже в малом, обладать той мудростью, суть которой
- умение смотреть на вещи со всех сторон и умение объединять мысль и силу.
Нельзя сказать, что они не обладали этими качествами. С приходом Жукова в
Генеральный штаб было сделано множество необходимого, однако не в пределах
возможного. Вот теперь и гнетут маршала Тимошенко мысли об упущенном. Его
утомленная и израненная память не дает покоя...
Более всего казнился Тимошенко за те упущенные часы, которые отделяли
время подписания первой боевой директивы войскам от начала войны. Надо
было, вопреки всему, сдублировать приказ штабам округов по телефонным
аппаратам ВЧ, как это сделал нарком Военно-Морского Флота адмирал
Кузнецов, немедленно приведший флоты в боевую готовность номер один.
Все-таки хоть что-то можно было бы успеть сделать... А он же, когда
директива еще зашифровывалась в Генштабе, позвонил в Минск Павлову,
выслушав его взволнованный, сбивчивый доклад, что немцы по всей границе
явственно готовятся к боевым действиям, и разрешил поднять по тревоге
только дежурные подразделения. Внушенное Сталиным опасение поддаться на
провокацию туманило разум. "Втолкуйте начальникам штабов, разведчикам,
операторам, - приказал он тогда генералу армии Павлову, - чтобы все
доклады перепроверяли, а то еще спровоцируем немцев... Огонь без
разрешения не открывать..." И с тех пор в его сердце поселилась холодная
игла вины. Как только оказывался наедине со своими мыслями, нет-нет да и
жалила она, заставляя задавать самому себе укоряющие вопросы, вступать с
самим собой в трудную полемику. Будто не себя, а кого-то другого с
ожесточением убеждал, что на посту наркома обороны сделал в преддверии
вторжения гитлеровских армий все, что только было в его силах.


7

...Подъезжали к Смоленску, когда взошло солнце, напоив небо ясной
голубизной. Оно еще было невидимо за семью холмами, на которых раскинулся
древний город, да и холмов и города не было видно: дорога шла через
сгоревшее и разбомбленное предместье. Над ней густо нависли старые вязы,
тополя, березы. А по бокам, за пешеходными дорожками - поваленные
штакетники и заборы, руины и пожарища. Возвышались среди фундаментов и
груд головешек закопченные дымоходы, беззубо щерились темные, будто
раздетые печи, окаменело стояли садовые деревья - черные, с мертвой
опаленной листвой. Только изредка, на задворках или у колодцев, мелькали
фигуры женщин и стариков, остро пронизывали душу их испуганные и скорбные
взгляды. Казалось, что все здесь в прошлом, жизнь отринула от этих
страшных мест.
Потом неожиданно показался город - каменные ожерелья обгоревших и
обрушенных домов на возвышенности. Они смотрели на дорогу черными или