"Брайан Стэблфорд. Карнавал разрушения ("Дэвид Лидиард" #3)" - читать интересную книгу автора

это и есть вечная жизнь, которую нам пророчили. А значит, я навечно останусь
в этом окопе, в грязи, в крови, в одиночестве, и дурацкие вирши, придуманные
идиотами на варварском наречии, вовек не оставят меня..."
Он никогда не любил британцев, хотя довольно сносно мог разговаривать
на их языке. Они немногим лучше германцев, вот и все. Тоже захватчики,
явились губить поля Франции своими орудиями и траншеями, своими надменно
поднимающимися в строю сапогами...
Британцы от всего сердца верили, что Святой Георгий начал английскую
стрелковую компанию, чтобы прикрыть их отступление при Монсе. Теперь они
снова отступают, поэтому должны помахать на прощание ручкой своему патрону.
Но ведь Святой Георгий немец, разве нет? Разве ему не следовало бы сражаться
на противоположной стороне?
Британцы, будучи протестантами, почти ничего не знали о Золотой
легенде, то есть, святых покровителей у них тоже не было. Несколько тупых
французов, застигнутые врасплох, утверждали, что как раз Святой Михаил
явился лицезреть, как вершится благое дело, - отнюдь не Святой Георгий. Один
или двое клялись, что видели Орлеанскую Деву, въехавшую в самое пекло, но
Орлеанская Дева несколько веков считалась ведьмой. Пока она горела в аду,
ожидая, когда церковь изменит свое мнение о ней, а преданный Жиль де Рец
тоже был незаслуженно оклеветан герцогом Бретонским. Так с какой бы стати им
приходить на помощь своим вероломным соплеменникам?
"Дотянись и возьми револьвер! - приказал он себе. - Взведи курок,
поверни и нажми его! Всего минута".
Но не мог сделать этого. В глубине души - и не хотел.
Может, так было бы лучше - нога перестала бы болеть так ужасно. Было бы
лучше - будь он хоть немного трусливее. Разве вся его жизнь подчинялась
одной цели - стать храбрецом? Он не мог этому поверить. Он же просто
снайпер, вот и все, меткий стрелок, а вовсе не преданный воин. В его способе
убивать нет никакой отваги. Он ни разу не столкнулся с врагом в штыковой
атаке, не вышел один на один с разведчиком.
"Я должен суметь умереть. Любой человек должен быть на это способен".
Но он не мог. Не мог взять пистолет у британского солдата. Он потерялся
во времени и пространстве, живой, но словно бы отрезанный от управления
собственным телом. И словно бы смотрел на себя со стороны, не изнутри, а
откуда-то еще.
Когда, в конце концов, приходит смерть, думалось ему, это не означает
просто остановку сердцебиения и мыслей. Это должна быть смерть целой
вселенной, содержавшейся в тебе. Целой бесконечности. Когда он уйдет, вместе
с ним уйдет и вся вселенная его взглядов, верований, мировоззрений...
Слова дурацкой песни по-прежнему маячили на задворках его сознания. Он
ненавидел ее вульгарность, бесчувственность, ее английскость. Видимо,
поэтому он не хотел убивать себя. Невозможно позволить себе умереть с таким
абсурдом в голове. Возможно ли такое - покинуть Землю под бессмысленный
мотивчик, под слова, живописующие дикие, извращенные привычки неких
чудовищ?.. Он продолжал жить, а тупая песенка ублюдочных томми звучала в его
мозгу. К черту все это! К черту верблюжий горб! К черту сфинкса с его
улыбкой! К черту все... кроме, конечно, его души. У него нет души. Он
гуманист, атеист, коммунист. У него вообще нет души, и он гордится тем, что
может сказать такое. Он человек, а не пешка Господа.
"Если мир катится к Дьяволу, - подумал он, - я тоже должен катиться к