"Визитная карточка флота" - читать интересную книгу автора (Плотников Александр Николаевич)

Глава 7

Балтика встретила «Новокуйбышевск» приличным штормом. Короткие злые волны сначала только сотрясали судно, но постепенно раскачали его с борта на борт.

Татьяна почувствовала, как тупая боль обручем сдавливает виски, противный липкий пот обволакивает тело. Когда вязкий комок подкатил к горлу, она вспомнила, что в аптечке есть аэрон, лекарство, снимающее нагрузку с вестибулярного аппарата. Татьяна полезла было в сейф с медикаментами, но в это время прострекотал телефонный звонок.

— Как самочувствие, доктор? — услышала она в трубке резанувший ухо голос помполита. — Советую не ложиться, а переносить качку на ногах.

— Спасибо, ночью я хорошо выспалась, — нашла в себе силы бодро ответить Татьяна. Едва успев положить трубку, ринулась к раковине умывальника. «Что же это делается, черт побери? — прополоскав рот, досадливо размышляла она. — Я же дочь и сестра моряков! Надо брать себя в руки».

Так и не разорвав облатки, Татьяна положила аэрон обратно в сейф, решительно надела белый халат. Было время снимать пробу обеденного меню. При мысли о пище новый комок перехватил дыхание, усилием воли она протолкнула его и распахнула дверь лазарета.

На камбузе в клубах пара несуетливо двигалась повариха, или, как ее по-флотски величали, кокша Варвара Акимовна Петрова, дородная женщина, широкоплечая, с крупными и сильными руками.

— Не изловчилась зачерпнуть, плеснула на плиту, — охотно пояснила она, увидев врача. — Море чуток горбатое. Однако проба готова.

Смотря на ее раскрасневшееся, невозмутимое лицо, Татьяна невольно представила себя такой, какой видела в зеркале несколько минут назад: бледно-зеленой, с рыбьими глазами. Словно разгадав ее мысли, Варвара Акимовна заговорила улыбчиво:

— А ты молодец, Танюшка, не укачиваешься. Вон Лидка, наша буфетчица, плавает второй год, до сих пор в хороший шторм пластом лежит… И не обижайся на то, что тыкаю, я тут со всеми так, окромя Семена Ильича, капитана. Все остальные в сыновья мне гожи…

— Ну а я — в дочери, — тоже попыталась улыбнуться Татьяна, но только судорожно дернула щекой.

— И еще прими мой совет: ешь поболе, когда качает. На сытый желудок оно легче переносится. Даже если все из тебя, а ты взамен новую добавку!

Татьяна открыла пробный судок. Наваристый дух вызвал у нее нервическую дрожь. Первую ложку борща проглотила с усилием, словно касторку, но все равно зачерпнула вторую и третью. Заставила себя съесть щепоть истомленного в жиру янтарного плова, запила его полстаканом компота.

Сделав разрешительную запись в журнале, почувствовала, как неудержимо тянет ее наружу, на свежий воздух. Все равно, что там ее ждет — холод, ветер или дождь, лишь бы расправить стесненную грудь, освободить голову от тяжелого гнетущего дурмана.

Татьяна почти бегом одолела коридор, но осилить запор задраенной по-штормовому тяжелой надстроечной двери не смогла. Опрометью бросилась назад, ворвалась в лазарет, схватив из шкафа кислородную подушку, жадно прильнула к загубнику. Ожогом полоснуло легкие, сразу полегчало, кислород подействовал на нее, как нашатырь на обморочного.

Кто-то несмело постучал в дверь.

— Войдите! — прохрипела она. Но ее не услышали, стук повторился.

— Входите же! — разозлилась она на того, кто стоял за дверью.

— Позвольте, товарищ доктор? — смущенно сказал Ян Томп, переступив порог. В руках он держал графин, наполненный розоватой жидкостью. — Вам нехорошо? — Еще больше растерялся он, увидев ее распростертой на медицинской кушетке. Звякнул горлышком графина о стакан, протянул его Татьяне, второпях плеснув ей на халат. — Выпейте, это газировка с клюквенным экстрактом. Очень помогает…

Она покорно стала цедить сквозь зубы пузырящийся кисловатый напиток, а Ян придерживал стакан широкой, как лопата, ладонью.

— Мы в машине по два графина за вахту приканчиваем, — утешая ее, говорил механик. — Качка ведь на любого действует, только мы стараемся не обращать внимания.

«Хорошо тебе „не обращать“, такому здоровущему, — тоскливо думала Татьяна, страшась нового приступа морской болезни. — А тут жить не хочется…»

— Я говорил с вахтенным штурманом, скоро мы повернем на другой курс, станем под волну, качать перестанет. Можно будет спокойно пообедать.

— Можете, Ян, съесть и мою порцию, — криво усмехнулась Татьяна.

— Мне и так положен двойной рацион, — негромко рассмеялся Ян. — Вы знаете, — оживился он, — у нас в мореходке были два — как это по-русски? два закадычных друга, фамилии у них Лаум и Зорин. Их прозвали барометром и вот такую частушку про них придумали:

Смешно, правда? А теперь тот самый Зорин, который ел, работает в портнадзоре на берегу, а тот самый Лаум, который укачивался, плавает, как и я, вторым механиком в Латвийском пароходстве. Вы заметили иронию судьбы?..

Татьяна слушала его забавный мягкий выговор, почти не осознавая смысла слов, почему-то ей становилось легче.

Судно вдруг резко накренилось на один борт, мелкой дрожью заколотились переборки, тоненько дзенькнула пробка в графине.

— Ага, вот и поворот! — обрадованно воскликнул Ян. — Теперь до самого Рюгена будем катить как по асфальту.

Действительно, качка сразу же прекратилась, щеки Татьяны стали розоветь, она поднялась с тахты и благодарно улыбнулась Томпу.

— Вы собирайтесь, доктор, а я минут через двадцать приглашу вас в кают-компанию, — сказал он, поднимаясь.

Во главе широкого обеденного стола восседал капитан, худощавый по-юношески человек с жестким бобриком светло-русых волос, только внимательный взгляд мог заметить в них добрую примесь седины. Когда Татьяна представлялась ему, решила: капитану где-то около сорока, и поразилась, узнав, что тому уже за пятьдесят и тридцать из них отданы морю.

По левую руку капитана возвышался первый помощник, широкий и плотный, шрам делал его лицо суровым, даже неприветливым, место справа от торца стола пустовало — старший помощник был на мостике, дальше сидел грузовой помощник — «секонд», как его называли на английский манер, Марк Борисович Рудяков, средней комплекции, с аспидными бровями, сходящимися над крупным бесформенным носом; напротив него «маркони» — начальник радиостанции Юра Ковалев, рыжеволосый паренек комсомольского возраста.

Место врача было в середине стола на стороне помполита, Ян Томп сидел у противоположного конца.

Когда Татьяна села, капитан подал знак, и буфетчица Лида, видная, но флегматичная девица, внесла фарфоровый ковчежец с борщом и поставила его возле капитана. Тот налил половником в свою тарелку и передвинул ковчежец к помполиту.

Когда подошла очередь, Татьяна плеснула себе чуть-чуть, начала есть и пожалела о своей скромности. Казавшийся час назад касторкой борщ теперь был таким вкусным, что Татьяна с завистью покосилась на полные тарелки соседей. Зато плова она положила себе без стеснения.

Подав компот, Лида включила вентиляторы, их лопасти чуть слышно зажужжали под подволоком.

— Можно курить, с мест не сходить! — шутливо скомандовал капитан. На столешнице появились пачки сигарет, вспыхнули желтые язычки зажигалок. Татьяна тоже не удержалась от соблазна, закурила предложенную соседом «Яву».

— Как вели себя новички? — задал общий вопрос комсоставу капитан.

— Твое в машине укачались, — откликнулся со своего конца стола Ян Томп. — Кланялись обрезу…

— «Твое» погоду на судне не делают, — шутливо передразнил второго механика капитан. — Пока был всего лишь штормик, настоящие шторма впереди… Новичков держите под контролем. — Капитан пригасил в пепельнице окурок, живо глянул на Татьяну. — Вы, я слышал, держались молодцом. Ну а первые пациенты уже были?

Татьяна от неожиданности поперхнулась дымом, закашлялась, а Томп тут же пришел ей на помощь.

— Первый пациент — я. Бессонница замучила, — простодушно выпалил он.

За столом дружно хохотнули. Не смеялся один помполит, он вперил свой колючий взгляд во второго механика.

— Кто же тогда храпел сегодня в твоей каюте? — лукаво прищурился грузовой помощник Рудяков. — Аж переборка вибрировала.

— Это из него бессонница выходила, — довольный собственной остротой хихикнул Юра Ковалев.

Но Томпа нелегко было смутить, он сидел монументально спокойный, неторопливо, мелкими глотками осушал третий стакан компота. Татьяна мысленно поблагодарила механика, вовремя подкинувшего ей спасательный круг.

— По вашей части, Доктор, есть радиограмма из пароходства, дождавшись тишины, сказал капитан. — Велено продырявить наши дубленые шкуры. Какая-то прививка против тропической хвори.

— Чур не я первый! — испуганно крякнул Ян, едва не опрокинув стакан; механик, это знали многие, панически боялся уколов.

Кают-компанию снова охватило веселье.

— Теперь Ян лазарет по верхней палубе станет обходить и про бессонницу забудет! — подначил кто-то.

— Он как тот бегемот из мультфильма!

— Вы, доктор, пожалуйста, разберитесь, что это за прививка, как она переносится народом, а уж потом беритесь за шприц, — серьезным, даже немного менторским тоном заговорил капитан. — Не оставьте мне судно без экипажа.

«Что, они меня за легкомысленную фельдшерицу принимают? — обиженно думала Татьяна, теребя под Столом скатерть. — У меня высшее медицинское и семь лет практики… Илья даже на кандидатскую материал собирать заставлял…» Впервые за последнее время она вспомнила о муже, вспомнила мимолетно, как о свидетеле прожитых лет.

— Хорошо, товарищ капитан, я разберусь, — негромко промолвила она.

— И обязательно подготовьте информацию про эту самую болезнь, — подал голос до того упорно молчавший помполит. — Как она протекает, какие последствия после нее бывают. Чтобы ни у кого не осталось желания увильнуть от прививки. Выступите по трансляции, возможность я вам предоставлю.

— Ясно, товарищ помполит, подготовлю.

— И вообще не отсиживайтесь в лазарете как бычок под камнем, обласкал ее взглядом веселых голубых глаз капитан. — Ходите по судну, запоминайте, что для чего, авось пригодится! В порядке исключения можно даже заглядывать в ходовую рубку. — Капитан сделал паузу, оглядел сидящих за столом и уточнил: — Во время капитанской вахты.

После обеда Татьяна проштудировала инструкцию по вакцинации против указанной в радиограмме болезни. Обещалось легкое недомогание без температуры, обычно переносимое на ногах. Зато сама болезнь грозила коварными осложнениями. На них-то и решила Татьяна обратить внимание экипажа.

— Я готова выступить по трансляции, — сообщила она по телефону помполиту.

— Как вам лучше: записаться на магнитофон или вести прямую передачу? — спросил Воротынцев.

— Мне все равно.

— Заикаться не будете?

— Не буду, — решительно заявила Татьяна.

Через полчаса она уже сидела возле трансляционной установки с нежным названием «Березка». Юра Ковалев, потряхивая рыжими кудрями, включил нужные тумблеры и подал ей микрофон.

Стараясь отчетливо произносить каждое слово, Татьяна рассказала о происхождении болезни, ее эпидемическом характере, о том, что единственный способ предотвращения возможного заражения — прививка.

— Особенно не рекомендую уклоняться от уколов мужчинам, — подчеркнула она в заключение, — ибо одно из самых распространенных осложнений — это угнетение половой функции, вплоть до полного бессилия…

Едва она успела положить на место микрофон, как дверь рубки распахнулась, пропуская взъерошенного помполита.

— Вы забываете, товарищ доктор, что находитесь на государственном судне, а не в интимной компании! — хрипло выпалил он.

— О чем вы, товарищ помполит, я вас не понимаю?

— Общесудовая трансляция предназначена вовсе не для того, чтобы разносить скабрезности!

— Простите, но я всего-навсего прочла статью из «Краткого медицинского справочника». Издание вполне официальное, утвержденное Академией медицинских наук. Вот, посмотрите. — Татьяна протянула помполиту объемистый фолиант. Тот машинально полистал страницы и положил книгу на стол.

— Это индивидуальное пособие врача, а не информационный бюллетень, и никто не разрешал вам цитировать его с такими подробностями.

— Но ведь вы же сами просили меня проинформировать экипаж…

— Давайте договоримся раз и навсегда, — перебил ее Воротынцев, прямых передач по трансляции вы больше делать не будете. Сперва на магнитофон, чтобы я мог прослушать пленку, а потом…

Заскрежетал зуммер телефона. Юра Ковалев вынул из упругих креплений трубку, поднес к уху.

— Это вас, доктор.

— Эк вы нас по самому чувствительному месту! — услышала она веселый голос капитана. — Ну теперь держитесь: очередь на прививки будет через весь коридор!

Татьяна невольно улыбнулась, жалея, что эти слова не слышит помполит.

— На мостик у вас нет желания подняться? — продолжал капитан. Приглашаю. Обстановка самая благоприятная.

— Спасибо, товарищ капитан. Непременно воспользуюсь вашим приглашением.

— Так вы меня поняли, доктор? — почуяв неладное, поспешил закруглить разговор Воротынцев.

— Я вас поняла. Думаю, что микрофон теперь мне понадобится не скоро.

По окованному медными пластинами трапу Татьяна поднялась в ходовую рубку, казавшуюся полукруглой из-за выпуклых ветровых стекол впереди и по бокам. В просторном помещении было прохладно и тихо. Возле квадратной тумбы переминался с ноги на ногу матрос Гешка Некрылов. Татьяна кивнула ему, словно старому знакомому. Она поняла, что тумба — это рулевое устройство, а Гешка несет вахту возле него. Оглядевшись по сторонам, она догадалась о предназначении еще нескольких приборов, ведь ей неоднократно приходилось бывать на кораблях отца и старшего брата.

— Это радиолокатор? — спросила Татьяна, подойдя к высокой колонке, прикрытой сверху резиновыми наглазниками.

— Угу, — откликнулся матрос. — Навигационная станция кругового обзора.

Татьяна прильнула к наглазникам и увидела зеленоватый экран, обрамленный сероватой каймой; по кругу бежала желтая линейка, расцвечивая экран серебристыми оспинками. Она сообразила, что кайма — это очертания ближнего к судну берега, а оспинки — попутные и встречные пароходы. Радиолокатор ей тоже показывали и объясняли суть его работы.

До рези в глазах всматривалась она в белесое кружево побережья, словно в абстракции света и тени хотела разглядеть свой дом на Беломорской улице в Москве. Поймав себя на этой мысли, горько усмехнулась: нет больше у нее собственного угла, живет она у отца по временной прописке. Правда, говорят, у женщины дом там, где ее дети…

— Ага, у меня гости! — вернул ее к действительности бодрый голос капитана. Он был при полной форме: в тужурке с четырьмя шевронами, в широкополой фуражке, с большим биноклем на груди. — Идемте-ка на крыло мостика, — предложил он. — Там пейзаж повеселей!

Следом за капитаном Татьяна вышла в боковую дверь на открытую площадку, защищенную спереди широким обвесом. Возле борта на возвышении стоял репитор гирокомпаса под круглым колпаком, Татьяна узнала этот прибор. Она поднялась на возвышение, капитан Стал рядом, по другую сторону тумбы репитора.

— Видите, какой курорт, — глянув окрест, улыбнулся он.

Действительно, ветер дул в корму, и на мостике было тепло и уютно. Сверху волнение не было заметно, видно только, как нос судна вспарывает воду, отваливая на обе стороны пестрые пласты.

Ноздри Татьяны щекотали сызмальства знакомые запахи. Ими были пропитаны одежды отца и брата Андрея, когда те возвращались домой из плавания. Дух моря был стойким и подолгу не выветривался из прихожей, где на вешалке отдыхали флотские регланы. И вот теперь, спустя много лет, она сама полной грудью вдыхала этот воздух, различая в нем привычную терпкость йода, жесткость соляной эмульсии, сладковатость сырой прели.

— Здесь торная дорога, — подал реплику капитан. — Тесно, как на улице Горького в столице. Сейчас в нашей зоне более двадцати судов. Вон, смотрите, совсем рядом чапает норвежский лесовоз. Капитан на нем бережливый, даже флага не поднял, чтобы на ветру не обтрепывался…

Он предложил Татьяне бинокль, и она увидела серый, изборожденный ржавыми потеками остов судна, идущего встречным курсом. На палубе его громоздились штабеля бревен, они были видны так отчетливо, что Татьяне почудился запах соснового бора. На обшарпанной скуле она прочла латинское название судна «Сеуда». Лесовоз шел на волну и ритмично клевал носом, вздымая фонтаны брызг.

— Грузился, видать, второпях, — рассуждал капитан. — С креном идет… У них, у капиталистов, время — деньги. Хотя в этом нам не мешало бы у них поучиться. Уймищу времени теряем на стоянках, бьем по государственному карману… Тридцать лет я морским извозом занимаюсь, портовое оборудование за это время в десять раз мощнее стало, а вот денежки считать до сих пор не научились…

— Но ведь государство, Семен Ильич, за бесхозяйственность по головке не гладит, наказывает нерадивых, штрафы берет.

— Верно, штрафует. Перекладывает деньги из одного кармана в другой. Вот если бы раскошеливались лично те, кто возле причалов пробки создает, тогда бы мигом порядок навели…

Видимо, капитан говорил о наболевшем, выстраданном за долгие годы бродяжничества по морям и океанам, даже лицо его посуровело. Татьяна перевела разговор на другое:

— Жена ваша мужественная женщина, Семен Ильич. Столько лет провожать и встречать — великое терпение нужно.

— Наталья у меня — надежный товарищ, — снова улыбнулся капитан. Такого сынищу мне вырастила — загляденье! Митька наш в армии в ракетных войсках, старший сержант. Только после демобилизации намерен в мореходку двинуть, хочет продолжить династию Сорокиных.

— Значит, ваша жена и сына тоже будет провожать и встречать, вздохнула Татьяна, — а мы, женщины, труднее переносим разлуку…

— Вы никак успели соскучиться по муженьку? — усмехнулся капитан.

— Нет, мы с мужем живем врозь. Сынишка у меня на берегу остался, тоже Димка…

— Знаете, как я растил, в кавычках, своего Дмитрия! — оживился Сорокин. — Впервые увидел его трехмесячным Чебурашкой, во второй раз годовалым ползунком. Когда пришел домой после третьего рейса, он уже лопотать научился. Прогоняет меня от мамки: «Дядька, — сопит, — уходи!»

— Но ведь это грустная история, Семен Ильич…

— Такова наша морская планида, доктор. Мы вот с Натальей, когда бронзовую свадьбу отмечали, сочли по денечкам, сколько же за десять лет вместе пробыли: не наскребли и трех годочков. Зато есть во всем этом и добрая сторона: каждая новая встреча — настоящий праздник! Такого, когда всю жизнь бок о бок живешь, не бывает…

— А почему бы старым капитанам, не по годам, конечно, а по стажу плавания, таким, к примеру, как вы, не разрешить брать с собой в плавание жен?

— Вас бы в наши министры! — весело рассмеялся капитан. — За границей это испокон веков практикуется.