"Александра Созонова. Полдень Брамы " - читать интересную книгу автора

святого. (Помяни меня, Рамакришна! Скоси в мою сторону хоть на секунду
ласковый глаз.) Стараюсь представить себе этот Океан - зеленые,
перекатывающиеся горбы воды - и рассыпчатую, бело-желтую фигурку. Спать...

Конечно же, никакого Океана мне не приснилось. Ничего даже отдаленно
напоминающего. Власть над своими снами - как там у Кастанеды: сначала
взглянуть на свою руку, потом оглядеться кругом, пока местность не
перестанет расплываться потом сознательно выбирать маршруты прогулок, -
власть эта от меня пока достаточно далека.
Впрочем, и ничего тошнотворного, мутного наверх не всплыло. Вполне
пристойный сон. Чистый.
Словно я пишу сценарий, и замысел - так всегда бывает во сне -
замечательна свежий, терпкий, пощипывающий в висках. В центре - две
девочки-школьницы, лет по 14-15, которые умирают в конце. Нелепо умирают,
оттого что во время байдарочного похода дебил-одноклассник ради шутки
завалил огромным валуном вход и пещеру, где они сидели в романтической тьме.
Испытывали свою смелость и делились сердечными тайнами. Девочки были
удивительные. Обе. Хрупкие подростки в варенках, с короткими светло-русыми
волосами. Они были так похожи друг на друга, что я, дабы ввести различие,
одну наградил романом с одноклассником. У другой же - никакого романа, лишь
платонически-туманные отношения с кем-то неведомым, и оттого эта вторая
сразу же обрела первенство и неземную прозрачность в моих глазах. Но
главное - как они умирали! Как были светлы, спокойны, нежны друг с другом. В
затхлой тьме пещеры. Прекрасные, как две долгие высокие ноты - "ля" и "си".
Да, именно: они отличались друг от друга лишь как две ноты верхней октавы.
(И лица их, точнее, лицо - одно на двоих - было прекрасно тем типом
красоты, который режет и ранит, словно светлое лезвие музыки. Я еще подумал
во сне, что не вынес бы романа (или разрыва, что то же самое) с женщиной
такого лица.)

Во сне я был абсолютно уверен, что выйдет потрясающий сценарий. Так
всегда бывает во сне. И, проснувшись, минуты две ощущал творческий зуд в
переделах пятой и шестой чакр. Остыв, выпав из магии подсознания, увидев,
что, кроме ощущения прелести этих двух девочек и нежной их смерти во тьме,
ничего там не было.
К тому же наяву я давно не пишу сценариев. Хватит. "Нет", "нет",
"нет", - говорит судьба чужими несимпатичными устами, когда я пытаюсь что-то
пробить, продать, вывести в свет любимое детище (а нелюбимых у меня не
бывает). Точнее, сперва она говорит "да", "конечно!", "всенепременно!", а
потом уже "нет" и "пошел ты на...", что гораздо обидней. Словно дразнит,
вертя перед носом шоколадкой "Баунти", а потом, широко размахнувшись,
бросает ее кому-то другому. "Да, мы покупаем ваш сценарий". "Да, у вас
интересные стихи, мы их напечатаем". "Да, ваша повесть пойдет через
полтора-два месяца"... Потом сценарий не проходит худсовет, стихи "не
зацепили" главного редактора, повесть забуксовала в раскисших ценах на
бумагу.
Я привык. Привыкал долго, с нервными срывами, с антидепрессантами, с
безадресными угрозами сжечь все к чертовой матери (сжечь и сойти с ума,
торопливо и жадно, ибо убить свою книгу и остаться в берегах рассудка
немыслимо), но привык в конце концов.