"Соня Сойер-Джонс. Крыса-любовь " - читать интересную книгу автора

подушку, а то и получше этой, за десятую часть твоего часового заработка. За
двадцатую часть! Так вот, стою я сейчас тут, смотрю на тебя и думаю: что она
делает? Зачем она гробит свое время? Ведь в этом нет ни капли смысла. Ни
капли. Мне не раз приходило в голову, что многие твои занятия совершенно
бессмысленны.
Последние слова, кажется, потрясли даже его самого, но я не думаю, что
они относились ко мне лично. Они относились ко всем женщинам, которые тратят
время на мытье посуды, бесконечную стирку одежды, чистку плиты - вместо того
чтобы зарабатывать деньги, двигать прогресс или заниматься другими стоящими
делами. Мы с Хэлом частенько спорили по этому поводу. Менялись только
детали.
- Это звучит грубо, Джу, - признал он. - Но иногда мне кажется, ты
вообще не въезжаешь, что творится в нашем мире. И это меня просто бесит.
Понимаешь, да? Меня бесят такие штуки.
Да, наверное, толика правды в этом была, наверное, во мне есть много
такого, что может взбесить. Но интересно, понимал ли он, ЧТО меня в нем тоже
кое-что бесит и что мне как-то приходится с этим жить?
Вот что вертелось у меня в голове, пока я сидела во французской кафешке
в пять часов вечера пятницы, в компании полоумного шеф- повара и рюмки
коньяку. Мой мобильник зарегистрировал двенадцать пропущенных звонков. Я не
сомневалась, что настырный звонивший - сам маэстро психоанализа, решивший
отменить нашу встречу и осложнить мне жизнь. Телефон снова зазвонил: вызов
номер тринадцать.
Но звонил вовсе не Арт. Звонила мамина партнерша Марджи, и голос у нее
был убитый, совсем убитый.
- Джули, я тебе сразу скажу - ты не волнуйся. С Деборой все в порядке.
То есть мы думаем, что в порядке, - она еще у врача. - Голос Марджи набряк
слезами, расплылся, как газетные строчки под дождем, и все слова в нем
слились.
- Алло? Джули, мы в больнице. - Трубку перехватила Триш. - На Деб
напали какие-то подонки.
Она не стала вдаваться в подробности, просто сказала, чтобы я срочно
ехала в больницу. Я подхватила сумку и стала озираться в поисках плаща.
Солнце ушло из кафе во дворик, и от этого все посетители изрядно поблекли и
подурнели. Марсель в том числе.
- Мадемуазель? - Он был весь исполнен заботы и коньяка, когда снимал с
крючка мой плащ и подавал мне. - Мадемуазель, ви о'кей, oui?
- Простите, но моя мама... она...
Она - что? Я не знала. Ранена, без сознания, умирает, мертва: нужное
подчеркнуть. Марсель прочел у меня на лице последний вариант и взвился:
- Oh, non, mon Dieu! Она мертвая, oui? Votre maman est morte?[6] И ви
узнать это тут? У Марселя в кафе? - У него запали щеки: потрясение
высасывало из бедняги жизнь. Голос упал до шепота: он готовился сказать
непроизносимое. - Люди, они говорить: этот стол у Марселя - проклятый стол.
Это стол мертвих.
Едва эта мысль сверкнула в его голове, как Марсель ощутил нестерпимую
потребность заслониться от нее. Я пошла к двери, а он подпрыгнул и помчался
за мной.
- Конечно, это совпадений, мадемуазель, просто совпадений. Ми это
никому не сказать. Если клиента, они узнать, то Марселю кришка. Ви не знаете