"Людвик Соучек. В интересах галактики" - читать интересную книгу автора

пульсирующих силовых поля и таким образом почти полностью скрылись из глаз
землян. Но еще до того, как, разрушив пространственно-временной континуум,
вибрация отбросила их на неизмеримо далекое расстояние к звезде Альфа
Дракона, Четырежды десять заметило:
- А тонко провели мы эту операцию. Собственно, вообще ведь ничего и не
произошло...
Четверть сотни обдумывало свою реплику не по-земному краткий промежуток
времени:
- Ну, не скажите. Во всяком случае, на ближайшие триста местных
оборотов развитие этого уголка планеты изменит свое направление - и
довольно круто. А по оценкам здешних двуногих в том, что касается сферы
эмоций и метаболизма, - отнюдь не к лучшему.
- И сколько же составят триста оборотов здешней планеты?
- Едва ли одну двухтысячную Большого оборота, - отвечало Четверть
сотни. - Ничтожно мало, говорить не о чем. Но жизнь отдельного двуножки
длится невероятно короткий срок. За триста местных оборотов смениться
может до двенадцати поколений. Так что по их понятиям...
Четырежды десять уже наращивало амплитуду колебаний, транспортирующих
во внепространство, и сказало только:
- Главное - интересы Галактики.
Четверть сотни нашло это замечание совершенно излишним. Понятно, в
любых обстоятельствах главное - интересы Галактики. Это само собой
разумеется.
Прагу накрыла ночь. У городских стен на ледяном ветру горели костры
императорского воинства.
У одного из них зябко жался - скорее от нервного напряжения, чем от
холода, - молоденький французский офицер. В рассеянии тер давно уже сухое
пятно крови у себя на рукаве.
Кровь брызнула из жил его солдата, которому во время штурма пушечным
ядром оторвало голову. Обезглавленное тело еще несколько раз шагнуло,
затем рухнуло на землю и в последней судороге затихло. Будто часы, будто
дурацкие нелепые часы, подумал офицер, глядя на свою ладонь, в которой
держал редкостный предмет яйцевидной формы, сделанный из золота, - часы
работы знаменитого нюрнбергского мастера Хагена. Двойная крышка у них была
смята. Часы спасли молодому офицеру жизнь - не дали войти в тело пуле,
пущенной из пистолета. И ведь какое-то время тоже еще шли. Как человек,
совсем как человек...
Досадно, думал молодой француз. Какая мысль! Это могло бы совершить
переворот во всей науке. Человек и часы. Все отправления, роднящие нас с
прочими живыми существами, - питание, рост, желания, чувства, поведение,
созревание, размножение и старение - все это суть направленное,
механическое, не зависящее от духовности движение и как таковое должно
быть изучено. Какие горизонты! Могли бы наконец-то найти путь, как
ориентировать свой разум к отысканию научных истин. Путь к методу.
Досадно. Досадно, что такая мысль пришла к нему так поздно. Завтра он
будет, по всей видимости, мертв - убит солдатами сословного войска или
затоптан лошадьми Бетлена Габора. Ведь Белая гора - это же Пиррова победа.
Сколько ему еще суждено прожить? Когда откроются ворота Праги, чтобы
исторгнуть свежие полки?
- Черт, да ведь тут какой-то офицер! - услышал он надтреснутый,