"Дидо Сотириу. Земли обагренные кровью " - читать интересную книгу автора

между деревнями Асси, Езгат и Явсан. Мы должны были пробить туннель длиною
около девятисот метров. Один отряд начал работу с одной стороны горы,
второй - с противоположной. Труд рабов древних времен меркнул по сравнению с
нашим. Мы работали по восемнадцать часов в сутки! Мы разбивали камень
маленькими молотками с короткими ручками. Динамита у нас не было, был только
черный порох. Нас разделили на пары, каждая пара должна была ежедневно
производить определенное количество взрывов; невыполнивших задание ожидал
хлыст. Раздробленную породу мы поначалу вывозили тачками. Позже нам дали
вагонетки; с тех пор стало немного легче.
Для того, чтобы дробить и валить камень, нужна большая сила, а мы все
были истощены голодом и изнурены болезнями. Многие начинали харкать кровью и
умирали. Но были и такие, кто выдерживал этот ад. Таким был и Мицос, сын
какого-то капитана и певицы из Корделе. "Я был музыкантом еще с пеленок, -
рассказывал он. - Когда настало время покинуть материнскую утробу, я сказал
акушерке: "Ты возьми мой сантур, а я уж сам выпрыгну посмотреть, что из себя
представляет этот мир..."
Каждый день, когда мы садились есть, надсмотрщики и солдаты собирались
вокруг Мицоса и просили рассказать что-нибудь веселое.
- Ну что ж, придумаем какую-нибудь историю. Только смех нас и
спасает, - говорил он. - Смех - это усиленное питание, ей-богу. Ну, скажем,
как жаркое, свежее яичко или бифштекс с кровью!
Солдаты хохотали от души.
- Ну-ка, Мицос, сделай одолжение, расскажи о Марице с ее жирным задом и
толстыми ляжками.
Мицоса не нужно было долго упрашивать. О женщинах, как и о хлебе, он
говорил чаще всего.
- Эх вы, чахоточные! Можно подумать, что вы на что-то еще способны! Ну
ладно, садитесь поближе, расскажу. И не забудьте засечь, в который раз я вам
это рассказываю, я сам уже счет потерял...
И начинал Мицос расписывать пышные формы Марицы, которую ее муж,
Сотирис, так раскормил миндалем, маслом, отбивными котлетами, мусакой[9] и
бастурмой, что она заболела желтухой и чуть не умерла...
- Ах! Я не перенесу этого удара! Как я расстанусь с ее толстыми
ляжками! - И Мицос изображал плачущего Сотириса.
Как-то один из солдат прервал Мицоса на самом интересном месте его
рассказа, в момент, когда тот описывал соблазнительные ляжки Марицы.
- Эй, хватит нам этой Марицы! - недовольно пробурчал он. - Расскажи о
ком-нибудь еще, мало ли баб! К этой мы уже привыкли, с ней скучно...
Как Мицос обиделся! Дело дошло до драки, они чуть не убили друг друга.
- Да пропади она пропадом, эта Марица! - разняв их, сказал Христофорос
Бурнувалис. - Есть ли у нас силы думать о женских ляжках? Вот если б вы
подрались из-за свиного окорока, я сам бы принял участие!
Казалось, такая жизнь окончательно опустошит наши души. Но нет!
Вспоминаю день, когда мы закончили проходку туннеля и отряды встретились в
темных недрах горы. Какая была радость! Какое было ликование! Ах, человек,
человек! Сколько жизненной силы дано тебе богом! Кем мы были тогда?
Чахоточными, голодными рабами, в которых едва теплилась жизнь. Семь месяцев
мы боролись с камнем. Мы грызли его нутро, а он - наше. И когда мы победили
его, завершили наше дело, в нас проснулась гордость. И у нас еще нашлись
силы помечтать о мирном времени, когда через эти туннели пойдут поезда,