"Константин Соргунов. Корпорация цветов " - читать интересную книгу автора

белыми продольными полосками посередке. Я наклонился и не без труда сорвал
один цветок, слегка измазав пальцы липким красноватым соком. Аромат у цветка
был слабо выраженный, сладковатый, но в то же время отчетливо отдающий
каким-то лекарственным запахом. Это сразу воскресило в моей памяти все мои
мытарства по многочисленным детским больницам, врачей, которые не хотели
меня слушать иначе как за дополнительную денюжку, аптеки, в которых никогда
не было требуемых лекарств, а если и были, то ни в коем случае не по
бесплатному рецепту. Я вспомнил, как посреди ночи мне потребовалось вызывать
скорую к Насте, и как врачи этой скорой долго не могли найти наш дом, а
когда они, наконец, вошли в квартиру, я выяснил, что старший врач пьян, а
медсестра с трудом поддерживает его под руку. Вспомнилось и веселое - моя
дочь, которая пока я спал, тайно похитила карандаш с зеленкой и умудрилась
живописно оформить клеенку на кухонном столе. Я усмехнулся, думая о своей
озорнице, а потом пошли-поехали воспоминания о прочих Настюхиных
художествах. Как-то раз к нам в гости пришла моя институтская подруга со
своим оболтусом, и пока мы мирно попивали на кухне чай, наши отпрыски
рисовали гуашью на шторах. Я даже не смог толком внушить Насте, что это
нехорошо, потому как сам накануне с восторгом рассказывал ей про русских
живописцев, братьев Васнецовых, которые рисовать учились сыздетства.
Кажется, я не слишком хорошо сумел объяснить дочери, что такое холст...
Покуда я так размышлял, невольно улыбаясь, вспоминая забавные Настины
выходки, тропинка стала уже, деревья поредели, и я шел уже по вересковой
пустоши. Большая часть моего детства прошла на карельском перешейке и
розовато-сиреневые соцветия вереска были для меня также дороги и близки, как
и кусты черники, в изобилии растущие вокруг нашей дачи. Иногда мы приезжали
на дачу зимой, и не могу выразить, какое это было удовольствие видеть
мохнатые зеленые веточки, пробивающиеся наверх через толщу снега! Я вообще
довольно легко привязываюсь к неодушевленным предметам, и часто за границей
я веселился как ребенок, видя знакомое растение, так что сейчас я искренне
радовался вереску, в изобилии растущему на голой земле. Впрочем, неверно
будет сказать, что земля была совсем уж голой, то тут то там кучно росли
фиолетовые цветы, которые оттеняли вересковые кустарнички. Под чахлым
деревом, напоминающим осину, ютился кремово-малиновый люпин, на мой взгляд
удивительно красивый цветок, который в изобилии растет практически в каждом
саду. Рядом с нашей дачей в так называемой зеленой зоне были целые заросли
синего люпина. Мы безжалостно выдирали мясистые стебли, густо облепленные
мелкими цветами, и дрались ими, как мечами. Внутри цветка находилась
ярко-оранжевая пастообразная пыльца, которая выдавливалась оттуда тоненькой
струйкой. Мы почему-то называли эту пыльцу "салютом" и щедро натирали ею
щеки, когда играли в театр. Намазываться пыльцой придумала Нинка, которая
была вместе с матерью в гостях у подруги-актрисы и слышала рассказы про
театральный грим.
Впоследствии я часто задумывался о том, чем же я руководствовался,
когда срывал малиновый люпин, но единственное, что приходит мне в голову,
так это внезапно возникшее желание что-то держать в руках. Когда я неуверен
в себе, когда ситуация выходит у меня из-под контроля, одним словом, когда
от моих действий ничего не зависит, я стараюсь чем-то занять руки. В моем
кабинете у меня на столе лежит маленькая фигурка из оникса, изображающая
мотоцикл, и во время разговора с неприятными посетителями я постоянно верчу
ее в руках, ощупывая пальцами каждую выемку на мотоцикле. Дома у меня нет