"Орест Михайлович Сомов. Роман в двух письмах" - читать интересную книгу автора

мне докучным саваном, в который как будто бы завернуто было неодушевленное
тело юной и прекрасной покойницы.
Короче, я был доволен и недоволен моим вечером. Доволен собою, потому
что дурачился и других дурачил вволю, - и недоволен тем, что ни для ума, ни
для воображения, ни для чувства моего не было здесь пищи. В речи
провинциальных помещиков я не вмешивался:
Их разговор благоразумный
О сенокосе, о вине,
О псарне, о своей родне
грозил мне совершенным усыплением. К счастию, балы деревенские не то
что столичные: в одиннадцать часов мы отужинали, а в первом все разъехались,
кроме двух или трех дальних семейств, кои остались ночевать.
- Что, какова невеста? - спросила меня тетушка на другой день.
- Она такова, как я ожидал: деревенская барышня, жеманная, застенчивая
- и только! - отвечал я убийственно решительным тоном.
- Ох вы, светские пересмешники! - возразила тетушка с досадой.- Коли уж
это не милая и не достойная девица, так кого же вам надобно? В самом деле,
княжон да графинь или французских ветрениц, что ли?
- Ни тех, ни других, а просто девушку, которая не сидела бы, как
истукан бездушный, или в танцах не выпрыгивала бы, как марионетка в
кукольной комедии.
- Мы не видывали ни ваших марионеток, ни кукольных комедий. Вы их
знаете - вам и книги в руки. Мы знаем только то, что девушка, у которой
десять тысяч наличного доходу, да впереди еще столько же; девушка, которая и
не глупа (заметь это выражение: тетушка не смела уже предо мною сказать:
умна), и хорошо воспитана, и пригожа, и рукодельна... ну, словом, такая
девушка, как Надежда Сергеевна, хоть кому так невеста.
- Желаю ей сыскать себе достойного жениха. Что до меня, то, кажется,
меня должно вычеркнуть из списка.
Тетушка промолчала и надулась, и мировая у нас была заключена не
прежде, как тогда, когда я согласился ехать к Бедринцовым, которые звали
обедать дядю со всем его семейством - и с гостем. У них я снова встретился с
приятелем моим Авдеем Гавриловичем Кочевалкиным, но уже не в образе
болотного мужичка, а во всем блеске сельского щеголя: в темно-сером фраке,
ярко-планшевых панталонах, пестром бархатном жилете и черном шейном платке.
Он подошел ко мне как старый знакомец, с распростертыми объятиями, и шепотом
просил меня не намекать о недавней его причине (как он изъяснялся),
прибавив, что он упросил и Надежду Сергеевну молчать о встрече в роще. Обед
продолжался довольно чинно и безмолвно; но здесь Надежда Сергеевна
обращалась со мною уже гораздо свободнее, нежели у своей тетки. После стола
я просил ее показать мне сад; она согласилась, но взяла с собою кузину
Вареньку и других детей моего дяди. Я умышленно начал ребячиться: бегать с
детьми, болтать, и между тем заводил с Надеждою Сергеевной шутливый
разговор, чтобы как-нибудь сблизиться с нею и приобресть ее доверие. Я
напомнил ей анекдоты об уездных франтах, виденных нами на бале у Стефаниды
Васильевны, передразнивал их коверканье, их неловкие скачки и признался, что
я нарочно выдумывал небывалые па и самые затейливые фигуры, чтобы привести
их в искушение и сбить совсем с толку. Она смеялась от души, сказала, что
еще тогда отгадала мое намерение, - и разговор наш оживился, пошел веселее и
веселее и, наконец, дошел до некоторой степени откровенности. Он был прерван