"Орест Михайлович Сомов. Матушка и сынок" - читать интересную книгу автора

вырвать из меня заживо половину сердца, - о! этого не вы, ни что в мире не
может сделать.
- Хорошо! - отвечала Маргарита Савишна с грозным хладнокровием
обдуманной мести.- Следуй за мною.
Валерий безмолвно повиновался. Она вывела его на улицу, велела отпереть
карету, втолкнула в нее своего сына и заперла ключом дверцы кареты. И между
тем как Валерий прощался взорами с Малашей, грустно смотревшею в окно своей
светлицы, Маргарита Савишна в стороне приказывала Трофиму Чучину
переговорить со старою просвирней, употребить и угрозы, и обещание наград,
чтоб она скорее выдала дочь замуж, а по использовании сего поручения
возвратиться с коляской и поклажей в деревню. Окончив сей наказ, Маргарита
Савишна отперла дверцы, села в карету, опустила шторы у каретных стекол и
велела людям во весь опор скакать по дороге к Заку-рихину.
Старуха Селифонтьевна, мать Малаши, была женщина с характером, может
быть, вторая Маргарита Савишна в черном теле. Она решительно отвергла все
предложенные ей условия, не щадя обидных колкостей барыне и ее поверенному;
объявила сему последнему, что она ни за что в свете не откажется от будущего
своего зятя, Валерия Терентьевича; что дочь ее еще очень молода и может
подождать, пока нареченный ее жених сделается сам себе господином; что она,
просвирня, не хуже иных-прочих; что хотя бог не наделил ее богатством, а
все-таки у нее водится копейка про черный день, и что наконец дочка у нее
моленая, прошеная у бога, а не продажная. Сысоевич должен был выслушать все
это, заплатить старухе за постой, не выторговав ни гроша, и отправиться в
Закурихино, повеся голову от неуспешности своих переговоров.
Маргарита Савишна между тем уже возвратилась домой, уже ввела Валерия в
северную башню, построенную ею незадолго перед тем на одном углу дома, по
плану, начитанному в каком-то разбойничьем романе. Башня сия снаружи обита
была сосновыми драницами, выкрашена дикою краской под цвет гранита и по швам
облеплена мхом, чтобы дать ей вид более древний и более угрюмый. Окна в ней
были маленькие, круглые, сделанные высоко от полу. Комната, назначенная для
Валерия, стояла лицом на большую дорогу, и чтобы заключеннику удобнее было
смотреть на свет божий, у окна сделаны были подмостки о нескольких
ступеньках. Впрочем, для узника заранее приготовлены были все удобства жизни
в этой темнице, даже все, что составляло любимые его занятия. Илюшка
Лыкодеров, высокий, ражий, плечистый мужичина, произведен был из лесничих в
тюремщики. Он расхаживал увесистым шагом у наружных дверей башни, в смуром
камзоле, в высоком кожаном картузе, сделанном наподобие шлема, с черною
бахромою по гребню. Страшно было видеть, когда при лунном свете Илюшка
Лыкодеров стоял неподвижно как привидение и дремал, опершись на древко
ржавого своего бердыша, и когда длинная тень его черным очерком рисовалась
на мрачной стене северной башни!
Бедный узник, заключенный в стенах ее, лил неиссякавшие ручьи слез.
Если бы пора Овидиевых превращений не миновала, он верно бы разлился рекою,
как Ахелой. Напрасны были все старания деятельной просвирни, напрасно она
доносила суду, что Маргарита Савишна томит сына своего в тяжкой неволе:
когда суд приехал с повальным обыском, то Валерий Терентьевич со слезами
объявил, что он, жалкая жертва ударов строгой судьбы, сам добровольно обрек
себя на заключение. Самоотвержение истинно великодушное! Но оно не
подействовало на черствое сердце Маргариты Савишны: Валерий по-прежнему
остался узником под надзором Илюшки Лыкодерова. Там сидит он и теперь, у