"Всеволод Сергеевич Соловьев. Жених царевны ("Романовы: Династия в романах") " - читать интересную книгу автора

- Ну, а кто же это у тебя украл-то?
Она совсем не поняла и только бессмысленно глядела на него.
- Да нешто я знаю! - отчаянно воскликнула Ониська. - Кабы я знала...
- Ну, что кабы знала?..
- Так я бы... я бы... не дала бы моего добра вору, я бы кричать
стала!..
Допрос продолжался все в том же роде.
Как ни бился Тороканов, ничего не добился он от Ониськи, да и что
могла она открыть ему? Были вещи, лежали в сундучке, в чулане, кто их взял
и когда, неведомо. Она их не хватилась, а как Настасья Максимовна,
постельница, призвала ее, показала, она и признала свои вещи.
Записал все это Тороканов и пока отпустил Ониську. Сидел он,
перечитывал показание перепуганной служанки и раздумывал, как тут взяться,
за какой конец ухватиться?
Было воровство? Было. Вор проник ночью в терем, захватил Ониськину
праздничную одежу, вышел невредимым в сад, добрался до забора, но тут,
видимо, перепугался, побросал все вещи, перелез через забор и утек. Никто
его не видел, окромя Настасьи Максимовны, да и та не видела его, знает
только, что он был в чулане, где вещи те лежали.
- Эка дура баба! - говорил себе Тороканов. - Как припер он дверцу, ей
бы тут же ее снаружи и запереть на щеколду, вот вор сразу бы живьем и
попался. Эка дура баба! За домового, вишь, его приняла... ну, да и то
сказать, - тотчас нашел он оправдание для Настасьи Максимовны, - как и не
принять? Может, тут и впрямь не обошлось без домового, уж больно дело-то
мудреное. А дверь?.. Каким таким образом дверь ночью была не на запоре?
Тороканов понял, что все дело в этой двери, и снова приступил к
допросу всех теремных жительниц. Но тут оказалось нечто не совсем
согласное с действительностью.
Все перво-наперво отозвались полным неведением: "Знать ничего не
знаем, ведать не ведаем, двери у нас всегда на запоре, ключи на месте!" И
бывшие тогда вместе с Настасьей Максимовной, и выходившие с нею в сад для
осмотра показывали, что ключ она, постельница, разбудив их, взяла с собою,
что Пелагея Карпова, по ее приказу, взяв у нее тот ключ, отперла им дверь
в сад, а дверь, допрежь того, была на запоре.
Откуда взялись такие новые показания, неизвестно. Настасья Максимовна
никого не подговаривала, да и подговаривать ей было незачем; не она
отвечала за ключ, не она в тот день была наряжена смотреть за выходами. Но
она не противоречила этим показаниям: может, она и впрямь, с перепугу,
запамятовала, как было дело, или просто не хотела выдавать товарок.
Тороканов, собрав все эти новые показания, только разводил руками.
- Ну, как же тут быть? - толковал он. - Дверь на запоре, ключ на
месте, а он, вор-то, сидит в чулане, а потом в ту дверь с краденой одежей
проходит...
- И ничего тут мудреного! - вдруг возвысила голос бойкая, глазастая
женщина, та самая Пелагея Карпова, которая по приказу Настасьи Максимовны
отперла дверь. - Все это не иначе как Машуткино дело!
- Машуткино? Какой Машутки? - насторожился Тороканов.
- А известно какой! Да вот она и сама тут! - отрезала Пелагея
Карпова, злобно сверкнув глазами и указывая на Машу, стоявшую тут же, в
числе допрашиваемых, и уже никак не подготовленную к такому обороту дела.