"Сергей Михайлович Соловьев. История России с древнейших времен. Том 2" - читать интересную книгу автора

пения за плачем и воплем великим, потому что плакал по нем весь город Киев;
Ярополк шел за телом и причитал с дружиною: "Батюшка, батюшка! не без печали
ты пожил на этом свете; много напасти принял от людей и от своей братьи; и
вот теперь погиб не от брата, а за брата сложил голову". Принесли и положили
тело в церкви Богородицы, в гробе мраморном. По словам летописца, Изяслав
был красив лицом, высок и полон, нравом незлобив, кривду ненавидел, правду
любил; лести в нем не было, прямой был человек и не мстительный. Сколько зла
сделали ему киевляне! самого выгнали, дом разграбили, а он не заплатил им
злом за зло; если же кто скажет: он казнил Всеславовых освободителей, то
ведь не он это сделал, а сын его. Потом братья прогнали его, и ходил,
блуждал он по чужой земле; а когда сел на своем столе, и Всеволод прибежал к
нему побежденный, то Изяслав не сказал ему: "А вы что мне сделали?" и не
заплатил злом за зло, а утешил, сказал: "Ты, брат, показал ко мне любовь,
ввел меня на стол мой и назвал старшим: так и я теперь не помяну первой
злобы: ты мне брат, а я тебе, и положу голову свою за тебя", что и
случилось; не сказал ему: "Сколько вы мне зла сделали, а вот теперь пришла и
твоя очередь", не сказал: "Ступай, куда хочешь", но взял на себя братнюю
печаль и показал любовь великую. Смерть за брата, прекрасный пример для
враждующих братий, заставил летописца и, может быть, всех современников
умилиться над участью Изяслава при господстве непосредственных чувств.
Однако и летописец спешит опровергнуть возражение насчет казни виновников
Всеславова освобождения и складывает всю вину на сына Изяславова, Мстислава:
значит, это возражение существовало в его время; монах Киевопечерского
монастыря должен был знать и о последующих гонениях, например на св.
Антония; Всеволоду Изяслав простил, потому что и прежде, как видно, этот
Ярославич был мало виноват, да и после загладил свою вину; наконец,
собственная безопасность принуждала Изяслава вооружиться против племянников;
но детям Святославовым, конечно, невинным в деле отца, Изяслав не мог
простить и отнял у них волости, себе и Русской земле на беду.
Как бы ни было, первый старший или великий князь после Ярослава пал в
усобице.
Все усобицы, которые мы видим при старшинстве Изяслава, происходили
оттого, что осиротелые племянники не получали волостей. При отсутствии
отчинного права относительно отдельных волостей дядья смотрели на осиротелых
племянников как на изгоев, обязанных по своему сиротскому положению жить из
милости старших, быть довольными всем, что дадут им последние, и потому или
не давали им вовсе волостей, или давали такие, какими те не могли быть
довольны. Но если дядья считали для себя выгодным отсутствие отчинного
права, то не могли находить для себя это выгодным осиротелые племянники,
которые, лишась преждевременною смертию отцов надежды на старшинство в роде,
хотели по крайней мере достать то, чем владели отцы, или хотя другую, но
более или менее значительную волость, чтобы не быть лишенными Русской земли.
Таким образом, мы видим, что первые усобицы на Руси произошли от отсутствия
отчинного права в отдельных волостях, от стремления осиротелых князей-изгоев
установить это право и от стремления старших не допускать до его
установления. Князьям-изгоям легко было доискиваться волостей:
Русь граничила со степью, а в степи скитались разноплеменные варварские
орды, среди которых легко было набрать войско обещанием добычи; вот почему
застепный Тмутаракань служит постоянным убежищем для изгоев, которые
возвращаются оттуда с дружинами отыскивать волостей.