"Владимир Солоухин. Мать-мачеха" - читать интересную книгу автора

вдребезги, словно была стеклянной, осыпалась на пол. - Ломай шкаф, разбирай
патроны!
Провожая полковника вдоль строя роты, Золушкин про себя чертыхался.
Теперь он остыл и хорошо понимал, что за разбитый шкаф дадут суток пять
ареста. Об отдыхе нечего и думать.
- Сержант Золушкин, встаньте лицом к строю. Рота - смирно! За
проявленную решительность в действиях, обеспечивших своевременную
боеготовность подразделения, сержанту Золушкину объявляю внеочередное
увольнение в город!
- Служу Советскому Союзу!
С этого-то внеочередного увольнения, в сущности, и началось все.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Две недели назад, в два часа ночи пустынна была Красная площадь. Свет
сшестеренных прожекторов, установленных вдоль фасада ГУМа, мог бы лететь
далеко-далеко в синее пространство майской ночи. Но, направленный на
брусчатку почти в упор, он неистово плавился на камнях, отскакивал,
отражался, пытаясь воспарить все же и выйти, наконец, на присущее ему
прямолинейное движение. Усмирившись, свет стоял над Красной площадью, как
высокая и тихая вода, наполняя пространство между Историческим музеем и
собором, между высокой стеной Кремля и фасадом ГУМа. Получался как бы
грандиозный зал, доверху налитый ярким светом. Выше потолка начиналось небо
с облаками и звездами. Памятник Минину и Пожарскому, Лобное место,
Мавзолей - вот и вся обстановка зала, да и то она расставлена по стенам, так
что пустынная середина с ее почти планетарной кривизной еще более усиливала
впечатление грандиозности.
В третьем часу ночи в устоявшейся тишине звонко и часто застучали вдруг
бойкие каблучки, и со стороны Охотного ряда (может быть, с улицы 25 Октября)
вбежала на площадь девушка.
Крохотная среди безмолвной архитектуры, она бежала, пересекая площадь
наискосок, и еще более крохотный, но яркий огонек зеленой косынки трепетал
за ее плечами. Этим бьющимся огоньком да еще запрокинутой назад головой
создавалось ощущение самозабвенности.
У Лобного места коротко и неуверенно свистнул милиционер. Но девушка
успела уже добежать до Мавзолея и схватиться за железную планку барьера.
Обессиленно повиснув на ней, то ли часовым, то ли мимо них в приоткрытую
тяжелую дверь девушка выдохнула:
- Победа!
Она ждала, что часовые бросятся друг к другу и будут целоваться,
поздравлять друг друга, может быть, даже начнут стрелять из винтовок, ибо
все позволено в миг победы.
Но лица часовых остались каменно-неподвижными, не дрогнули кончики
штыков, не сверкнуло хотя бы в глазах ответной улыбки, и тогда уже тихо, не
то извиняясь, не то как бы боясь разбудить, девушка повторила:
- Так ведь победа же, товарищи...
А между тем через все возможные проходы и проезды врывались на площадь
люди. Через час трудно было пройти по ней. Приходилось протискиваться боком.
И первая девушка с зеленым огоньком косынки бесследно потерялась в пестрой
толпе, как первая капелька дождя теряется, когда хлынет на землю обильный