"В.Солоухин. Зимний день и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора


Она удивилась, что я приехал в Москву в неурочное время - в самый
разгар лета, в середине моих студенческих каникул. Я сказал ей, что убежал
из деревни из-за слишком хорошей, прямо-таки отличной погоды.
- Как же так? - еще больше удивилась она. - Обыкновенно убегают от
дождя, от ненастья.
Мне хотелось рассказать ей все по порядку. Но никакого порядка в моей
растревоженной любовью душе не было. Видел ли я косогорчик, украшенный
лиловыми звездочками диких гвоздичек, - мне казалось, что если бы она
очутилась сейчас здесь, рядом со мной, то не было бы в моей жизни мгновения
счастливей и лучше. Сидел ли я над тихим предвечерним омутком, с яркими
желтыми кувшинками, - представлялось, что если бы и она тоже сидела здесь и
молчала вместе со мной... Да нет, не может быть на земле такого счастья,
такой огромной, такой великой радости, только разве в мечте или сказке.
К тому же установились теплые, тихие, осиянно-лунные ночи. В общем-то,
когда видишь какую-нибудь великую красоту, хочется, чтобы рядом были другие
люди, чтобы они тоже видели и наслаждались. Мне хотелось разделять мою
радость, мои тихие одинокие ликования не просто с людьми, а с любимой
девушкой. Я не мог больше один жить среди летней цветочной, лунной,
ландышевой, прозрачно-речной, рассветно-росистой красоты. Я нисколько не
преувеличивал и ничего не выдумывал, говоря ей, что сбежал в Москву от
слишком хорошей погоды. В ненастье мне, наверное, было бы легче.
Я пытался нарисовать ей картину.
- Представляешь, кругом холмы. Они загораживают горизонт и даже
половину неба. Я - в чаше. По краям на чистом небе вырисовываются травинки.
Самой луны не видно за краем холма, но вся моя чаша полна лунным светом,
волшебно-зеленоватой влагой. Представляешь?
Она кивала головой и говорила, что представляет.
- Или будешь купаться в омуте, поплывешь вдоль него, видишь - зеркало,
чистейшее неподвижное зеркало. В нем, конечно, и синее небо, и белые, как
лебеди, облака, и сосновый лесок... Но когда плывешь и смотришь вскользь -
ничего этого не видно. Просто зеркало. Вместо рамки у него яркие листья и
цветы кувшинок. Представляешь? И вот, когда плывешь, особенно сладко
разрезать плечом именно такую неподвижную зеркальную гладь. Если бы рябь и
волны - уже не то. На листьях и цветах кувшинок - синие стрекозы. А сначала,
когда тихо подойдешь к омуту и заглянешь, раздвинув ветки ольхи, увидишь,
как между водяными стеблями плавают красноперые рыбки. Представляешь? Если ж
во время купанья пошарить под берегом, то обязательно вытащишь рака...
- И ты мог бы поймать мне живого рака?
- Неужели не мог бы? Сколько хочешь.
Когда я рассказывал, передо мной явственно возникали то безмолвные
холмы, то зеркальный омут, то кипящая цветами и пчелами лесная поляна. Но
больше всего в моих рассказах участвовала река. Может быть, потому что
стояли летние жаркие дни, может быть, просто потому, что я больше всего
люблю реки. Тихое зеркало омута, которое разбиваешь вдребезги, прыгнув вниз
головой с травянистого ласкового бережка; хрустальная влага, которая
струится вдоль тела, омывая и охлаждая каждую клеточку кожи; рыбий всплеск
на вечерней заре; туманы, расползающиеся от реки на прибрежные луга; пряные
запахи в зарослях крапивы, таволги и мяты, когда устроишься в укромном
уголке, - и уж дрогнул и пошел вкось под широкий глянцевый лист красный с