"В.Солоухин. Олепинские пруды и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

Поэтому в сознании Владимира Мефодиевича эта дорога жила как прекрасная и
ровная. Собственноручно увязывая и перевязывая часы, он проникся их
уязвимостью, хрупкостью, почувствовал их "запас прочности". Поэтому на
первых же метрах дороги он и начал морщиться на каждом толчке.
Почти ощупью машина объехала две большие выбоины и понеслась было на
все свои тридцать километров, как нас снова тряхнуло.
- Хорошая дорога была... - про себя, но извиняющимся тоном говорил
Владимир Мефодиевич, - все время ездили. И на той неделе я ехал.
- Возвратиться пока не поздно и выехать на асфальт...
- Теперь чего уж. Дело заехано...
Да. Вот еще одно обстоятельство: дело заехано. Развернуться и проехать
назад три километра, но зато избежать пятидесяти отвратительных километров,
как-то получается против характера и против души. Дело заехано. Хорошо ли,
плохо ли, надо продвигаться вперед.
- Там, на асфальте, тоже выбоины. Полно. Другой раз так подкинет! А
скорость там - больше. Поэтому самая маленькая выбоина...
Владимир Мефодиевич теоретизировал, черная ледяная дорога ползла нам
навстречу, стараясь судорожно подсовывать под колеса свои наиболее ровные
места, я молчал и прислушивался к происходящему в кузове, а по сторонам
дороги проплывали солнечные мартовские пейзажи, наша средняя, наша русская
сторона.
- На той неделе ехал, замечательная дорога была. Ни разу и не тряхнуло.
Едешь, как спишь.
Я посмотрел на Владимира Мефодиевича и увидел, что от напряжения у него
на лбу выступили мелковатые капельки пота. Как и для меня, каждый толчок,
каждый перекос кузова, каждая его подпрыжка отзывались для водителя болью,
словно мы не в кузове везли хрупкие и драгоценные вещи, но словно было нечто
хрупкое внутри нас самих и вот-вот оно разобьется.
- Дорога осталась прежней, - решил и я привнести свою долю теории. - На
той неделе она была такой же плохой... Но, собственно, почему она плохая? Мы
ведь не завязли, не сползли в кювет, мы едем по сухому твердому месту.
Значит, можно сказать, что вы правы: дорога осталась такой же хорошей, какой
она была на той неделе. Все дело в вашем отношении к этой дороге. И все дело
в том - что везти. Для коровьей туши она просто великолепна, а для
"Восхваления Гомера", ну, как бы это сказать... жестковата.
- Да, немножко я не учел... А так-то мы все время здесь ездим. Даже и
стеклотару я возил - ничего.
- Стеклотара небось в специальных ящиках, с перегородками. Для каждой
бутылки своя ячейка.
- Это уж конечно. Бывает, разобьется одна-другая. Без этого тоже
нельзя.
- Вот и новая разница. Бутылки, которые бьются, - все одинаковы. А наши
часы - большая редкость. И блюда тоже. Так что боя быть не должно.
- Всю жизнь вожу, даже и не знал, что существуют такие предметы.
Приходилось, ну... Шифоньер, ну диван-кровать один раз перевез. А ведь это
что? Едешь, словно стакан с водой на голове везешь. Значит, я так понимаю:
разные вещи, разные должны быть и дороги?
- Почему же? Дорога может быть одна, но только хорошая.
Машину снова тряхнуло.
- Давайте отдохнем, - взмолился Владимир Мефодиевич, - постоим. Не могу