"В.Солоухин. Олепинские пруды и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

Но не было у меня никакого "добавочного". Да кроме того, от
неожиданности и растерянности я скорее положил трубку. Казалось бы, надо
было радоваться: какая-никакая ниточка к внешнему миру, но помню, что
телефон только обострил и усугубил мое одиночество. Телефон, по которому
некому позвонить, - чудовище, генератор, вырабатывающий и излучающий тоску.
Теперь понятнее будет моя радость, когда у меня впоследствии появился
"добавочный номер". Но не будем забегать вперед на целую долгую неделю.
Впрочем, неделя эта была обыкновенной календарной неделей, состоящей из семи
дней. И мне она только казалась долгой. Если же описывать события этой
недели, то хватит и полстранички. А вернее сказать, не было никаких событий,
если иметь в виду внешние события и происшествия, которые только и
называются событиями в человеческом обиходе. А то, что я перечувствовал и
передумал, лежа на кровати или сидя у печки, то, что я передействовал в
своем воображении, это все не события, хотя бы на описание всего этого не
хватило и трех томов.
Внешне же все было размеренно, просто, тихо. Ходил на озеро за водой.
На электроплитке готовил себе еду. Читал. Писал. Гулял по берегу озера.
Набрел на сосновый лесок, огороженный темно-зеленым забором. Скрывалось в
лесочке что-то военное. Видел снегирей, шелушащих семена в прошлогоднем
репейнике. Топил печку. Выходил на крыльцо и смотрел на звезды. Решал
шахматные задачи. На самом же деле всю эту долгую зимнюю неделю я боролся с
неодолимым искушением поехать на одну (на одну только) ночь в Москву.
Практическая возможность была. Пройти полтора километра до автобусной
остановки. Проехать пятьдесят километров на автобусе. Сесть на местный
поезд, который привезет на большую станцию. А там - электричка, и через два
часа с четвертью - Москва. Один автобус в день, как раз к этому местному
поезду, и один поезд в день. Общее время на дорогу - пять с половиной часов.
Автобус отходит в 18.30. Таким образом, хочешь не хочешь, ровно в полночь
будешь в Москве. На площади трех вокзалов. Такси. Еще двадцать - тридцать
минут... Но нет, нет и нет! Только не это. Лучше удавиться, сунуться головой
в прорубь, заморозить себя на снегу, сжечь самого себя в этой нелепой
конторе. По истечении недели ровно в 18.00 я пришел на автобусную остановку.
Лепил густой мокроватый снег, и было тепло. Еще человек пятнадцать
ждали автобуса, повторяю, единственного и привозящего прямо к единственному
поезду. Единственный шанс для всех нас уехать каждому в свое место и со
своей целью. Ах, не было ни у кого такой же больной и такой же сладостной
цели, какая была у меня.
Мы все напряженно вглядывались в непроглядную зимнюю темноту, толпясь
на освещенном пятне автобусной остановки. Три столба - на каждом по
лампочке - жидко освещали круг шагов в пятьдесят, а также дверь сельмага с
тремя замками и голубую будку - собственно автобусную остановку.
Крупный мокрый снег летел и летел из темноты мирозданья в наш
освещенный мирок, испещряя и заштриховывая его белой, плотной, как пряжа,
путаницей.
Тут были и мужчины, и женщины, кто с чемоданом, кто с узлом. Но
выделялась для меня из всех будущих автобусных пассажиров одна молодая
женщина в малиновом пальтеце и в белом пуховом платке. У нее было свежее
розовое лицо, непроизвольно улыбающиеся губы, синие глаза и прядь светлой
соломы из-под платка. Не трудно было понять, что волосы, скорее всего просто
русые, обесцвечены до такой соломенной светлоты современными косметическими