"В.Солоухин. Олепинские пруды и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

вознаграждений. Прошу также не присоединять моего имени к названию сорта, а
называть его впредь ячмень "шестигранный".
Николай Матвеевич прочитал это, как завещательное распоряжение, и
поднял на Зотова не то недоуменный, не то восхищенный взгляд.
- А не поторопился ли ты, Семен Васильевич? Это, конечно, хорошо,
скромность, как говорится, украшает. Ну, а если на премию представят, тогда
как? Не весь же совхоз на премию представлять? Ты трудился пять лет. Ты
нашел. Я тебе советую так: бумажку эту ты не выбрасывай. Держи пока у себя.
Мало ли. По ходу дела увидим. Областная комиссия приедет во вторник.
Готовься держать экзамен.
- Готовиться нечего. Дело само за себя говорит. От трех колосков пуды
зерна.
- Я тоже думаю, что никаких недоразумений здесь быть не может.
При выходе из конторы Семен Васильевич столкнулся с совхозным
агрономом, молодым специалистом и молодым человеком Петей Головиным, у
которого в работе, по словам директора, что-то скрипело и потрескивало.
Может быть, потрескивание это шло от подчеркнутого независимого вида Пети
Головина, от нарочито небрежных поз на деловых совещаниях, от некоторой
резкости его суждения, а может...
Вот уж шестой год работает он в совхозе, и пора бы притереться, и пора
бы уже называться Петром Сергеевичем, а не Петей Головиным, но все что-то
крошилось у Пети Головина и вот именно скрипело и потрескивало.
То ли агроном с самого начала знал, что его сознательно не привлекли к
работе над ячменем, то ли он вовсе не знал ни о каких таких опытах, потому
что Зотов работал аккуратно и тихо, но ни разу за все время агроном не
остановил комбайнера, не спросил, не намекнул даже, не показал обиды и
неудовольствия.
Теперь, когда можно считать, что все уже позади и до вторника остается
четыре дня, Зотову, столкнувшемуся в дверях с агрономом, сделалось как-то
виновато и даже совестно. Агроном же и на этот раз не подал никакого вида,
только в краешке рта - заметил опытник - притаилась у него легонькая
усмешка. От этой усмешки (еще вопрос, была ли она) у Зотова невольно
почему-то защемило сердце, даже отозвалось под левой лопаткой, словно
укололи вязальной спицей.
Агроном прошел уже мимо, как вдруг обернулся и окликнул Зотова, тоже
успевшего отойти.
- Семен Васильевич! Я слышал, комиссия скоро приедет. Когда?
- Во... вторник. Может, вы бы, Петр Сергеевич... как специалист...
- Время у тебя еще, Зотов, есть. Поезжай сегодня же в область, пойди в
областную библиотеку, попроси энциклопедию. Запомнишь? Эн-ци-кло-пе-ди-ю.
Открой ее на букву "я". Найди про ячмень. Советую сделать это тебе до
комиссии. Компривет.
- Это зачем же?
Агроном смерил Зотова насмешливым взглядом.
- Ну... Чтобы знать общие сведения. Вдруг придется разговаривать с
комиссией, отвечать на вопросы. Нельзя же выставлять себя полным невеждой.
В этот день поехать в область Зотов никак не мог. Да он и не придал
словам агронома никакого значения. Но чем больше проходило часов, тем
беспокойнее и хуже становилось у Зотова на душе. Ночью стало и совсем плохо.
Ни с того ни с сего Семен Васильевич обливался липким противным потом,