"В.Солоухин. Олепинские пруды и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

- Ты вот что, Александр, пока об этом никому не болтай. Еще неизвестно,
что выйдет. Может, не прорастет. Сначала мы сами, тихонько попробуем.
Попросим у матери кончик грядки...
Ночью Семен не мог уснуть. Как только закроет глаза, как только начнет
наливаться голова сладковатой, теплой темнотой, сразу и пошли покачиваться
усатые ячменные колосья. Этот, особенный, не представлялся Семену, не
выплывал в поле зрения, а все те, обыкновенные, двухрядные.
"Вдруг посеешь, - думал Семен, - а вырастет обыкновенный ячмень. Скорее
всего так и получится. Но попробовать надо. И, главное, поискать еще.
Неужели в целом поле он был один?"
Через два дня Семен попросил у Шурки чистую тетрадь и на обложке
старательно написал: "Краткие записи о производившихся работах с ячменем.
Начато в 1962 году в совхозе им. Ленина".
Тотчас появилась и первая "краткая запись".
"В 1962 году на общем массиве рядового ячменя у места, называемого
"Дубки", мой сын Александр Зотов обнаружил один совсем отличный от
обыкновенного ячменя колос - расположение зерен в колосе шесть рядков вместо
двух рядов у обыкновенного ячменя, за что он был нами сразу назван
"шестигранным". Ряды зерен на колосе образуют шесть граней..."
Тут Семен попытался нарисовать, как торчат в разные стороны шесть
зерен, и у него получилось очень похоже.
"Вид колоса в поперечном разрезе", - подписал он под своим рисунком.
Выходило все как-то очень по-настоящему. Как на каком-нибудь плакате или в
журнале. Семен представил на миг, как все то же самое будет написано однажды
и нарисовано на настоящей книжной странице, и ему поверилось в то, что это
обязательно будет. Да и не может не быть. Только не вырос бы из найденных
зерен обыкновенный ячмень. Говорят, даже мичуринские сорта снова
перерождаются в дички.
Пониже рисунка Семен продолжал свою первую запись.
"После длительных и тщательных поисков на этом же участке мной было
обнаружено еще два колоса..."
Времена года и раньше сменяли одно другое. Кто-кто, а комбайнер Семен
Зотов знал, когда и как приходит весна, и ждал ее, зимуя почти в
бездействии. Работа сезонная. Зимой ремонт и кое-какие мелочи. Успевал и
съездить в Москву, погостеваться у Зинаиды и Олимпиады, и начитаться книжек.
По вечерам ходил в клуб. Участвовал в самодеятельности - читал со сцены
отрывки из "Василия Теркина", удачно воспроизводя некоторые интонации
московского артиста, читающего обыкновенно эту поэму по радио. Но если бы
спросить одним словом у Семена, что он делает всю зиму, мог бы Семен одним
словом ответить - ждет весну.
Никогда не ждал с таким нетерпением. Разве только еще охотники да
рыбаки ждут так же нужного времени года, едва ли не каждый день перебирая и
пересматривая охотничье снаряжение и рыболовные снасти и словно замирая
душой от сознания того, что никуда этот сезон не денется, обязательно
наступит, хотя и не верится, что может не в мечтах, не во сне быть такое,
чтобы утка летела над утренним камышом или чтобы дрогнул на тихой воде и
пошел в сторону и в глубину поплавок.
Сводки погоды - замирало все в доме, когда начинали их передавать, -
казались однообразными и тупыми, потому что в них не было явлений и бурно
нарастающих признаков начинающейся весны.