"В.Солоухин. Олепинские пруды и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

стилизован) еще более русский, чем любое российское кладбище. Светятся
березки, осыпается на тихие дорожки золотая листва. В оформлении и
содержании могил русское благолепие соединилось с западной образцовостью. В
перекрестии могильных крестов и в нишах памятников теплятся негасимые
лампады, мерцают эмалевые иконки. Тишина. На безлюдных аллеях редкие
прохожие, например старички в черном. Могилы, могилы, могилы. Фамилии на
надгробных плитах все больше знакомые. Оболенские, Волконские, Шуваловы,
Шереметьевы, Меньшиковы, Воронцовы, Мещерские, Мусины, Гончаровы, Толстые,
Потемкины, Сперанские, Трубецкие, Муравьевы, Щербатовы, Пестели, Одоевские,
Олсуфьевы, Васильчиковы, Шуйские, Оленины, Арсеньевы, Кутузовы, Салтыковы,
Раевские, Ермоловы, Борятинские... Сотни других фамилий, которые могут
оказаться еще знакомее только что перечисленных. Фамилии знакомы не потому,
что мы лично знали людей с такими фамилиями, но потому, что каждая из них
что-нибудь нам напоминает. Там строки ломоносовского послания: "Не правы те,
Шувалов, которые стекло чтут ниже минералов", там державинский возглас:
"Куда, Мещерский, ты сокрылся?", там лермонтовское стихотворение "На
светские цепи, на блеск утомительный бала" (Щербатовой). Одоевский - друг
Лермонтова, Раевский - герой Отечественной войны, Борятинский - пленитель
Шамиля... вспоминаешь то о роли Шуйских во время великой смуты, то
пушкинскую лирику ("но сам признайся, то ли дело глаза Олениной моей"), то
вдруг - белогвардейские генералы (ну, скажем, Деникин), потом, отдельно, как
бы сохраняя воинский строй, белогвардейцы-алексеевцы, корниловцы, эмблемы на
могильных плитах (череп и две кости), скорее перейдешь к могилам художников
(Коровин, Сомов), поникнешь головой около каменного остзейского креста над
прахом Ивана Алексеевича Бунина.
Могилы, могилы, могилы среди белых березок. Каждую неделю прибывает 6-7
свежих могил. Каждый день в стилизованной русской церковке звучат панихиды.
Эмиграция вымирает. Постепенно умрут все русские люди, живущие в Париже,
молодежь переменится, растворится в прекрасной Франции. Будут ли и тогда
гореть негасимые лампады здесь над могилами?
Итак, на русском кладбище Шаляпина нет. Не захотел. Мотивы такого
решения никому не известны, о них можно только гадать. Но остается еще
знаменитое кладбище Пер-Лашез, достопримечательность Парижа наряду с
Эйфелевой башней, собором Парижской богоматери, Елисейскими полями, Лувром,
Пантеоном, Монмартром, самой Сеной и многими еще достопримечательностями
такого же ранга. Пер-Лашез!
И хотя предприимчивый трактирщик через улицу, против входа на это
кладбище, начертал на своем заведении, завлекая туристов: "У меня лучше, чем
напротив", все же если уж лежать в земле знаменитому человеку, то, казалось
бы, лежать ему надо на Пер-Лашез. Великие писатели и поэты, художники и
музыканты, великие лицедеи и политики - все лежат там.
Тут уж нет той благоговейной тишины, которая окружает могилу Бунина.
Разноплеменные, разноязыкие туристы толпами валят и валят, протискиваются,
толкаются, глазеют, текут говорливыми потоками мимо замшелых каменных
надгробий либо подернутых зеленой патиной бронзовых монументов.
Федора Ивановича Шаляпина среди знаменитостей и звезд Пер-Лашеза нет. А
ведь сколько бы людей остановилось и вздохнуло, сколько цветочков было бы
положено к мраморной черной плите. Да, но походя, мимоходом, по пути от Дюма
к Бальзаку и от Мопассана к Эдит Пиаф. "Смотрите, Шаляпин! А я и не знала,
что он тоже на Пер-Лашез!"